походная печурка. Тонкая труба выведена в снежный потолок. Охапка рубленого плавника... Бурлит кипяток в эмалированном чайнике...
«Мы хотели от мороза спасать. А оно вон как у них...» — подумал Балагур и приветствовал незнакомцев по-якутски:
— Кэпсэлгит?
— Сох, эн кэпсэ, — ответили ему.
Свет от пламени, бьющегося в печурке, дрожал на лицах. Старик не понял, который из двоих подал голос — тот ли, коренастый, сутуловатый, что держал в руках ружье, сидя на ящике, или тот — худой, высокий, который стоял, набычив голову, в углу берлоги.
Обрадовался дед, сможет легко изъясняться с ними — по-якутски знают.
— Почему здесь оказались? — спросил во-первых, в полном соответствии с этикетом северян, требующим непосредственности и ясности во взаимоотношениях. И, кроме прочего, старик считал себя хозяином на Сердце-Камне, так что вопрос его выглядел вполне уместным и законным.
— Мы инспекторы по охоте, — отозвался коренастый, осклабившись, показывая вставные зубы. — Летели на Чукотку, самолет забарахлил, прыгали с парашютом... — замолк, посмотрел на долговязого, хотел, видно, чтобы и он включился в разговор. Но тот хранил молчание, все так же возвышаясь над ними — Балагур, конечно, уже подсел к огоньку, и Коренастый сидел, а Высокий стоял, в упор разглядывая деда.
— Да... Так вот.., — продолжил Коренастый, опять выставляя железные зубы. — Летчик нам: «Прыгайте вы, а я полечу, может, где-нибудь найду какой-нибудь аэродром». Тогда мы с ним, — показал на Высокого, — схватили тут кое-чего — и бултых!
«Верно Настя думала», — припомнил старик, вежливо кивая — «так, так» — в конце каждой фразы Коренастого, как бы подтверждая правдивость услышанного.
— А других с вами никого нет? — был второй вопрос Балагура.
— Нет, одни мы. А летчик наверняка в море кувыркнулся с самолетом. Аэродром-то разве найдешь в этих местах?
— Так, так, — кивал Балагур.
Коренастый покосился на спутника — Дылда будто что-то сказал неразборчиво или промычал. Дед тоже взглянул на того угрюмца: руки в карманах мехового комбинезона, подбородок, щеки — в черной шерсти... Не понравился он сразу. Другой человек — Коренастый. Охотно отвечает, улыбается, с ним в тундре интересно встретиться.
— Хорошо, мы печку прихватили да ружье... А то бы песцы нас теперь жрали! — щерился Коренастый. — Так, да, огонер[5]?
— Так, так... В дальней дороге всякое возможно. Я — если в тундру, всегда хорошенько готовлюсь. А то как же!
— Старый человек — он все знает, — скалился Коренастый.
— На самолете летать быстро, но, видать, шибко опасно, — философствует Балагур, бросая довольно красноречивые взгляды на чайник в клубах пара. Эх, хозяева, больно недогадливы! — Меня мои собаки возят, куда захочу, туда возят.
Когда дед полез за трубкой, Высокий подошел вплотную к нему, встал сзади. Балагур закурил и обернулся: может, Дылда что-нибудь спросить желает? Но, сморщившись от табачного дыма, тот вернулся на прежнее место.
— Правильно сказал ты, огонер: на собаках, конечно, ездить по тундре самый сёп... А где у вас аэродром есть? — заговорил опять Коренастый.
— Самолеты в район летают, у них там эрэдрем, — с достоинством объяснил старик. — Далеко отсюда, однако.
— Аэродром? — нарушил молчание, оживился Дылда. — Большой аэродром? — произнес быстро по-русски.
— Однако... — неопределенно протянул Балагур, растерявшись от неожиданного напора Высокого. — Я — куда мне, седому человеку, — не понимаю: большой, маленький.
Резким жестяным голосом Дылда заговорил с Коренастым. Старик вслушивался старательно, а не поймал ни единого понятного словца.
Дылда — с узким, длинным лицом, с пучками шерсти в ноздрях — вообще не походил на русского... Коренастый — да, русский. И, поди, бывал раньше в тундре. И «капсекает» сносно. Хоть мешает якутские и русские слова, понять-то можно его. Если бы не кривой, приплюснутый нос, то походил он на кого-то знакомого Балагуру.
Коренастый стал отвечать Дылде. Но старик опять ничего не понял и пожалел, что нет рядом Насти. Внучка бы разобралась, что к чему. Она и по-немецки сказать умеет...
Впечатление такое, что незнакомцы ссорятся. Высокий ругал Коренастого, а он огрызался. Сердитые, однако, оба, как волки. Худо, худо... В далекую дорогу врага в попутчики не берут!
У Коренастого во рту стучало, казалось, он вместе с отрывистыми, лающими словами пытался выплюнуть на собеседника свои железные зубы.
— Огонер, — повернулся к деду Коренастый. — Как называется ваш районный поселок?
— Булустах зовем. Там много народу живет. Большой Булустах!..
— Говоришь, Булустах? — подхватил железнозубый. — Ну, ну, точно, Булустах. А я-то запамятовал! Булустах... — повторил, как бы заучивая или вспоминая. Поднялся, хлопнул Балагура по плечу:
— Хороший огонер к нам в гости заглянул. А то мы испугались, что люди здесь не живут — все от холода померли!
«На кого похож-то этот говорун?» — подумал старый охотник. Покопался в памяти, но нужного узелка в ней не нашел. Говорится ведь: голова у старого — дырявая посуда!
«Башка никуда не годная!» — рассердился на себя. В подобных случаях, бывало, верный помощник — трубка. А не помогает вот...
А все одно знает Балагур человека, схожего с Коренастым. В райцентре, по-видимому, встречал.
О чем судачат «упавшие с неба»? Их речь деду — что гомон весенних гусей. Не о нем ли, старом, толкуют? Ощущал на себе их тяжелые взгляды. Будто виноват в чем перед ними! И Коренастый смотрит холодными стекляшками, не ругается больше с Дылдой.
Потихоньку вкрался в сердце страх перед незнакомцами. Раньше — сколько людей повидал в жизни — никого не боялся...
Э-э, нет, такое было; боялся людей. Давно-давно... Бандиты гуляли, бесчинствовали в тундре. При нем, Балагуре, застрелили соседа Байбала. Впервые тундровики видели: человек убивает человека. Как дикого оленя или медведя.
Давно было...
Собравшись с духом, осторожно спросил по-русски:
— Тундра один раз был, нет?
Вопросу явно недовольны. Дылда молчит, щелкает зажигалкой, закуривает папиросу. Коренастый стучит железом:
— А что? Ты любопытный, я гляжу, огонер. И кто, и откуда, и зачем — тебе это надо? Ну, был я в тундре. А дружок вот — кто его знает. Понял?
Перемена в его тоне разительна. Вроде не он все улыбался старику.
Балагур пытается спасти разговор:
— Я думаю: где тебя встречал? Знакомый ты мне. Может, у меня в тордохе гостил?
Коренастый скалится:
— Ха-ха, брось, огонер! Не лови, лиса старая! Лучше скажи, на нашу берлогу почему набрел? Сам-то кто будешь?
