не имеете, как строятся миры и что служит стимулом для появления королевств.Фитц Балинтин Петтерсбург, «Королевский пергаментный свиток черного превосходства»
Рай – это человек. Приди в этот мир.
Чарльз Олсон
1. В свете Раса Тафари
«От странной, невиданной рыбы исходит мерцающий зеленый свет», – опубликовал в своей статье «Нэшнл Джеографик». Неустрашимый корреспондент журнала скрючился в батискафе – круглом стальном шаре с иллюминатором, который у побережья Бермуд спустили на тросе на неизведанную ранее человеком глубину. Результаты его наблюдений в морской пучине, опубликованные в июньском номере 1931 года, дополнялись рассказом о коронации африканского короля – диковинке куда более редкой и любопытной. 2 ноября 1930 года состоялась коронация Раса Тафари Меконнена, получившего титул Его Императорского Величества Хайле Селассие I, императора Эфиопии, Короля Королей, Избранника Богов, Побеждающего Льва из племени Иудова. Пышные торжества в Аддис-Абебе продолжались целую неделю. На шестидесяти восьми страницах текста и цветных фотографий журнал живописал, как мировые лидеры и монархи, киносъемочные группы и вожди племен в громоздких головных уборах из львиных грив съехались со всех уголков света в это христианское королевство, лишенное выхода к морю, – последнюю африканскую территорию, не затронутую колонизацией. Из Великобритании прибыл герцог Глостерский, сын короля Георга V, привез в дар корону и скипетр, украденные когда-то в той же Эфиопии, и традиционный английский торт, изготавливаемый по особому рецепту специально для коронаций. Италию представлял герцог Удинский, подаривший аэроплан, Америку – эмиссар президента Герберта Гувера, преподнесший электрический холодильник, пятьсот розовых кустов (1) и полную подшивку номеров «Нэшнл Джеографик».
«Внушительные, богато украшенные двери (2) святая святых медленно отворились, сопротивляясь всей своей тяжестью», – писал дипломат Эддисон Э. Саутард, который, служа генеральным консулом США в Эфиопии, и подготовил для журнала материал о церемонии. На рассвете Побеждающий Лев и его императрица Менен Асфау вошли в тронный зал, озаренный красно-золотистым светом. До этого сорок девять епископов семь дней и семь ночей читали псалмы, разбившись на группы по семь человек, рассредоточенные по семи уголкам собора. Саутард отмечал, что эфиопская королевская династия брала начало из самой тьмы веков – точкой отсчета которых, естественно, «считались времена Великого потопа» – и с тех пор неизменно правила страной. Раса Тафари, генеалогия которого восходила к царю Соломону и царице Савской – по эфиопской версии событий, произведшим на свет ребенка, – намазали семью благовонными маслами, капавшими с его лица и волос. Когда бесчисленный «хор духовников» грянул свою песнь, Тафари Меконнен возвысился над своим титулом рас, обладающим смыслом «главы» или герцога, и взял священное, данное ему при крещении имя Хайле Селассие, в буквальном переводе означающее «Могущество Троицы». После этого ему, как полагается, вручили символы императорской власти: скипетр, державу, инкрустированный драгоценными камнями меч, перстень с бриллиантами, два золотых копья с филигранью, невообразимо длинные пурпурные мантии и сверкающую изумрудами корону. «Ничто не нарушало волнительную торжественность события, разве что надоедливое стаккато круживших в небе невысоко над землей аэропланов, – писал штатный фотограф «Нэшнл Джеографик» У. Роберт Мур, – если бы не они, могло бы показаться, что время вдруг повернуло вспять, возвратившись в эпоху библейских ритуалов».
На улицах, вымощенных недавно новой брусчаткой, утопающих в тени эвкалиптов и тянувшихся по холмам до далекого горизонта, в несметном количестве в ожидании, когда суверен обратится к ним с речью, застыли эфиопские граждане в белых одеждах и с белыми зонтами в руках. Тысячи солдат в накрахмаленных мундирах охраняли недавно воздвигнутые в честь Короля Королей монументы. При них состояли и воины подразделений, набираемых во внутренних территориях, в полном облачении своих племен. На их золоченых щитах, похожих на носорогов, отблесками выплясывало солнце. «У нас есть все основания полагать, что страну со всех сторон окружили, или, если угодно, охватили, африканские колониальные владения Великобритании, Франции и Италии», – писал Саутард.
И вот теперь они собрались в этом тронном зале: представители мира, попытавшегося колонизовать Эфиопию, но потерпевшего при этом полное фиаско, делегаты глобальной системы, подвергшейся саморазрушению на фоне биржевого кризиса всего за год до этого. По словам Саутарда, Хайле Селассие сидел на своем пурпурном троне и безмятежно наблюдал, как «принцы преклоняли колени, выказывая ему свое почтение». Пушки дали из 101 орудия салют. «Прогремела фанфарами тысяча труб», – свидетельствовал американский консул. На город «Нового Цветка» волнами хлынули десятки тысяч рыдающих от счастья женщин. На обед Лев со своей императрицей отбыли в запряженной лошадьми карете, которую раньше видывали при дворе кайзера Вильгельма II.
* * *
Почти в это же время на Ямайке, на другом конце света, некоторым пришла в голову аналогичная идея – сначала лишь как слабый проблеск мысли, как намек, как тень подозрения, но эта идея была из числа тех, что могут разорвать вселенную на части и выстроить ее заново. Идея распространилась, при том что никому даже в голову не пришло посоветоваться с эфиопским монархом, спросить его согласия, мнения, либо даже известить его телеграммой (42). Тридцатипятилетний философ Леонард Персиваль Хауэлл, дабы представить эту идею публике, собрал митинг в центре Кингстона, на рыночной площади Редемпшн Граунд. Сначала собравшаяся вокруг него толпа не отличалась сколь-нибудь значительными размерами, но потом, когда он понес свое слово сначала с улицы на улицу, потом в соседние приходы, а затем дальше по берегу на восток, число внимавших ему увеличивалось с каждым днем. Он раздавал всем листовки, а когда их выбрасывали, они носились вдоль тротуаров, подхваченные ветром.
Король Королей и Владыка Владык Эфиопии
ЧЕРНОКОЖИЕ! ЧЕРНОКОЖИЕ!
Восстаньте, сияйте (3), ибо пришел свет.
Бог был смертный человек, прямо сейчас живший на земле. У него были высокие скулы, всевидящий взор, черная кожа и темная борода, а носил он бархатные пурпурные одежды, расшитые позолотой. 18 апреля 1933 года, когда на новое движение впервые обратила внимание полиция, апостол, взобравшись на деревянную бочку, собрал вокруг себя две сотни человек. «Я слушал Леонарда Хауэлла, – обратился он к своим слушателям. – Лев из племени Иудова разорвал цепи, и черные люди теперь свободны. Георг V нам больше не король», – сообщал в своем рапорте один из стражей порядка. На острове, на тот момент все еще находившемся под британским колониальным правлением, Хауэлл рассказал, как сын британского короля в знак смирения преклонил колени перед новым мессией. И пустил по рукам фотографию герцога Глостерского, который, казалось, никак не мог прийти в себя от того, что ему в Аддис-Абебе пришлось надеть на себя меховой кивер [2]. Хауэлл поучал, что теперь не обязательно платить британскому правительству подати или ренту, потому как Ямайка теперь дитя нового бога. «Белым придется склонить головы перед черной расой», – передавал его слова полицейский в своем рапорте на имя местного королевского прокурора. «Этот
