Ознакомительная версия. Доступно 2 страниц из 8
тысячи тангутов, ойратов, ханхасы — всю легкую кавалерию на штурм. Он, — лучший аравт, увлечет хорчинов на вражеский берег, круша своей тяжелой рукой головы неприятеля. И тогда хан обязательно сделает его кешиктеном. Батачулун-кешик — воин гордился новым именем.
Наконец вечером четвертого дня поисков к аравту прискакал один из его нукеров, плутавших вдоль окского притока.
— Агай! — склонился лучник, приложив правую руку к груди, — там, — он ткнул камчой в сторону реки, — есть большой пологий берег! — воин выпрямился и радостно заулыбнулся.
Батачулун вскочил в седло и затрубил в рог, созывая нукеров, рассеявшихся в пожелтевших зарослях стариц и затонов.
Отмель была широкой и почти безлесой. Ее образовывал приток Оки. Огибая сопку, словно обвивая ее гигантским поясом, река стремилась в пойму, слизывая и ровняя подножие холма. За поворотом приток ширился и стихал. В его неглубокую воду можно было войти сразу сотням всадников.
Батачулун развернул коня на месте. Он резво поскакал к темнику, крикнув воинам наблюдать за вражеским берегом.
Утром все ордынское войско показалось на вершине холма, опоясанного речкой Угрой. Всадники долго разглядывали просторы открывшейся равнины, оценивая долгожданную переправу.
— 12-
На холме началось столпотворение. Орда пришла в движение. К подножию с вершины потекли толпы всадников легкой кавалерии, галдя и подстегивая коней. Гвардия осталась на высоте. Кешиктены спешились и разбивали лагерь.
Кочевники заполнили весь отлогий берег Угры. Они толкались и галдели, беспрестанно разворачивая коней, переезжали с места на место. Крики и рев боевых рогов и труб, бой сигнального барабана поднимали в небо стаи испуганных обитателей поймы. Со стороны казалось, что на отмели столпились тысячи сбитых с толку всадников, одновременно спустившихся к водопою и ссорившихся из-за тесноты.
Но это было не так. Шум и движение скоро стихли, и стало видно, как ордынцы выстроились в строгий боевой порядок; в четыре шеренги, одна за другой. Воины первой спрыгивали с седел и накручивали на руки поводья. Задние оставались верхом.
Ожил и противоположный берег. Там и тут из кустов высыпали москвитяне. «Урусы» по двое тащили на плечах какие-то толстые копья, больше похожие на жерди или короткие бревна, чем на дротики и торопливо укладывали их на деревянные колоды, валявшиеся вдоль кромки воды. Затем прятались в небольших засеках, сооруженных тут же и за плетенными из ивняка коробами, набитыми землей.
Батачулун смотрел, как нервно копошится, явно напуганный числом кочевников, небольшой русский отряд и торжествовал, предвкушая победу.
Он стоял в первой шеренге и ждал сигнала. Ордынцы решили переправиться с ходу, не давая врагу опомниться и собраться с силами для отпора. Это аравт понял по спешному построению «тьмы» на отмели. Лучники отвязывали кожаные мешки-бурдюки, снимали и складывали в них одежду, приторачивали бурдюки к седлам и конским хвостам.
Приготовления закончились быстро. Хорчины изготовились плыть, уцепившись за своих лошадей. Они шагнули в воду, обжигаемые холодом, но полные решимости опрокинуть сторожевой отряд русских и захватить берег. Батачулун не чувствовал, как его кожа покрылась мелкими крапинами и дрожала. Сердце лучника трепетало. Если он — богатырский камень — принесет голову вражеского воеводы, то уж точно быть ему кешиктеном. Хан Ахмат непременно зачислит такого смельчака в гвардию, где простой воин выше любого сотника-джагуна из кавалерии хорчинов. Нужно только первым взойти на русский берег.
Батачулун впился глазами в «урусов», внимательно высматривая, где колышутся хоругви, чтобы безошибочно ринуться на воеводу. Знамени не
было. Аравт раздосадовался, неужели удача изменяет ему.
В этот момент в прибрежных зарослях появились сотни три конных
— 13-
дружинников, покрытых кольчугами. Они тоже растягивались в шеренгу. В центре над полком покачивалась червленая хоругвь с изображением русского бога.
— Алга — а — а! — прорезал воздух боевой клич монголов.
Аравт бросился в воду, увлекая за собой воинов первой линии. Понуждая лошадей плыть, кочевники цеплялись за седла и хвосты, и гребли свободной рукой, стараясь быстрее достичь неприятельского берега.
А воины второй линии въехали в реку так, чтобы вода поднималась не выше конского брюха и, завалившись на спины лошадей, натянули луки. Раздался пронзительный свист, и сотни стрел одновременно полетели через водную гладь, неся русским смерть, как справедливое возмездие за непокорность.
Смерть всегда рядом с человеком. Она не отходит от него ни на шаг. Только до поры прячется за спиной, стараясь быть невидимой и так обмануть его.
Монгольские стрелы летели и летели, прикрывая смертоносной завесой собратьев по оружию, тех, кто вплавь подбирался к русскому берегу.
Батачулун видел, что конники врага разворачиваются и спешат уйти из- под обстрела. Русский берег пустел.
— Бегут! Уже? — эта шальная мысль позабавила аравта. Он греб рывками к тому месту, где мелькала хоругвь, и не оглядывался. Батачулун чувствовал, что плывет, оставив далеко позади воинов первой линии. И знал, что темник видит его.
Конь лучника уже нащупал дно и пытался встать на ноги, проваливаясь в ил. Еще немного… Батачулун представлял, как сейчас выскочит на сушу, прыгнет в седло и, обернувшись к реке, поднимется во весь рост на стременах, и громогласно прорычит, так, чтобы услышала и всколыхнулась вся орда, а враги содрогнулись от ужаса.
— Алга — а — а — а!
Вторая линия прекратила обстрел, чтобы не ранить своих. На берегу вновь появились русские. Их было гораздо больше, чем вначале. Они засуетились вокруг «толстых копий» и «бревен». И вдруг «копья» загрохотали, как гром, изрыгая из себя дым и огонь в сторону плывущих монголов. Потом опять. И снова. Руку, левый бок аравта и бедро пронзила жгучая боль, ослепляя своим внезапным нападением. В глазах потемнело, и на секунду Батачулун потерял сознание. Он почувствовал, что тонет и захлебывается. Страх смерти заставил воина выпрыгнуть изо всех сил из воды на поверхность. Но получилось только запрокинуть голову, чтобы схватить воздуху. Раны обессилили его вмиг и привели в состояние животного ужаса перед лицом неминуемой гибели.
Нет! Нет!! Аравт не хотел умирать! Он уходил в набег совсем ни за этим!
— 14-
В его перепуганном самосознании, как костер в ночи, в который бросили охапку
Ознакомительная версия. Доступно 2 страниц из 8
