он когда-то отправил добрым пинком своего последыша. Но как объяснить внимание султана, благовония и богатую одежду? Отец, верно, не добавил бы ни пенни, выкупая младшего сына только на вес, когда тот успел изрядно исхудать.
Годных объяснений не приходило, и рыцарь решил, что не столько ослабел за годы плена, сколько поглупел. Он зачерпнул на ходу полную горсть снега и растер его по лицу. Сарацин недовольно рыкнул, когда пленник отвел в сторону конец тюрбана .
Они прошли по лабиринту узких улочек, пока не достигли узкой дверцы в глухой и высокой стене. На условный стук дверца приоткрылась, и сарацин, отступив, жестом повелел рыцарю войти. В обширном дворе сразу четверо телохранителей султана приняли пленника под свой надзор. Приказав рыцарю открыть лицо, они двинулись быстрым рысистым шагом и подвели англичанина к пологой лестнице, что вела к одному из задних входов во дворец султана. По лестнице навстречу им скатились двое евнухов. Они живо стряхнули снег с плеч рыцаря и столь же стремительно перебрали пальцами все складки его одеяний. Рыцарю показалось, будто по нему сверху вниз пронеслась стайка мышей, что порой случалось в застенке. Он вспомнил про свое орудие, ни за что наказавшее безгласного раба, а также предупреждение сарацина и подумал: "Все, что Бог ни делает, то - к лучшему".
Потом был длинный коридор с мраморным полом, на котором рыцарь Джон несколько раз поскользнулся и, если бы его не окружали сарацины, наверняка успел бы расшибиться. За поворотом их повела вверх еще одна лестница. Затем остались позади еще три двери, две тяжелых парчовых занавеси - и вот пленный рыцарь Джон Фитц-Рауф предстал перед великим султаном Салах ад-Дином Юсуфом ибн Айюбом. Раньше он видел его несколько раз издалека, теперь же оказался лицом к лицу, на расстоянии всего пяти шагов.
Султан сидел в невысоком резном кресле из ливанского кедра, поставив ноги на атласные подушки. Он был одет, даже укутан, плотно, как на походном привале, хотя в комнате было тепло и по обе стороны от кресла стояли треноги с широкими жаровнями. И даже руки он держал глубоко в складках своей одежды. Ставни на окнах были задвинуты, и комнату, обильно завешанную хорасанскими коврами, освещало несколько масляных светильников.
Прямое лицо султана выглядело то ли уставшим, то ли болезненным, темные глаза мерцали тревогой в глубоких глазницах, морщины на высоком лбу казались трещинами в мраморе, цвет кожи мало отличался от цвета усов и бороды, "соли с перцем".
Султан не шелохнулся, увидев пленника, а только резко посмотрел ему в глаза.
Рыцарь приложил руку к сердцу и сделал поклон, предельно низкий для своего достоинства. Падать ниц, как всякие сарацины пред своим повелителем да еще целовать его сапоги, он не стал бы даже под угрозой быть тотчас освежеванным.
Как только он распрямился, султан неприметным жестом велел телохранителям отступить за занавеси и бросил взгляд на человека, оставшегося в комнате. То был катиб аль-Исфахани.
- Ты говоришь по-арабски или по-турецки? - спросил катиб рыцаря.
- Чей город, того и язык, - ответил на арабском наречии рыцарь.
Султан приподнял бровь.
Ты английский воин? - задал новый вопрос катиб.
- Был им, когда держал в руках меч.
- Твой отец знатен и богат?
- Достаточно для моей страны.
- Он знает о твоем пленении?
- Возможно. Мое имя было в списке, который патриарх отправлял в Англию.
- Значит, отец мог выкупить тебя?
- У меня нет права осуждать отца.
- Следовательно, у тебя есть старший брат, которому перешло все наследство, согласно вашему закону.
- Возможно, если отца уже нет на этом свете.
- Мог ли тебя выкупить старший брат?
- Мне не доступны его мысли.
Султан шевельнул рукой в складках одежды, и катиб отступил на полшага.
- У тебя есть причины не любить своего отца и своего старшего брата? - сам султан спросил рыцаря.
Голос его был хрипловат и казался простуженным.
- Я их люблю, как призывает меня к тому мой Господь Иисус Христос, и в ту меру, какой обладаю. Но жизнь такова: если лишний приплод у собаки не топят, кутята должны радоваться тому, что остались в живых.
Плотно сжатые губы султана шевельнулись, он подумал немного, а потом взглянул на своего катиба.
- Теперь скажи, что ты думаешь о своем малике Ричарде? - велел катиб.
- Он - самый великий воин из тех, какие мне известны, - ответил пленник.
- А что ты знаешь о султане, да пребудет с ним вечно милость Аллаха? - понизив голос, вопросил катиб и перевел взгляд на своего повелителя.
Пленник задержался с ответом всего на пару мгновений, которые заняла его мысль: "Лучше умереть с честью, чем с ложью".
- Он - самый благородный правитель из всех, какие мне известны.
Рыцарь Джон Фитц-Рауф не солгал: он сказал, как думал, имея достаточно доказательств своей правоты.
Султан вздохнул и снова неприметным жестом отстранил катиба.
- Что тебе известно, кафир, о моем договоре с маликом Ричардом? - спросил он пленника.
- Что это самый разумный из всех известных мирных договоров. Он заключен на три года, три месяца и три дня и открывает безопасную дорогу к Гробу Господню для всех христианских паломников.
- Значит, в темницу проникли известия и том, что малик Ричард поспешил возвратиться на родину?
- Да, султан, - подтвердил рыцарь. - До нас дошли слухи, что его младший брат Джон решил с помощью баронов захватить престол в отсутствие законного короля.
- Значит, ты стал бы воевать на стороне старшего брата, малика Ричарда, если бы у тебя был выбор?
- Я уже сказал, что Ричард - законный
