районе Ходынки. Ее программная копия в Версиане повторяла его действия. Как только я в нее сел, такси превратилось в бота, который привез нас сюда. Сейчас мы перестали с ним взаимодействовать, и бот вернулся к прежнему копированию настоящих объектов и субъектов… Слушай, ты скоро сам научишься подмечать такие штуки и понимать их логику.
– Пусть, – согласился я. – А почему мы тут вышли?
– Смотри. – Джек показал на стеклянную дверь, ведущую в кальянный клуб. – Видишь?
Я присмотрелся и обнаружил зеленоватую рябь вокруг вывески с изображением груш с веселыми рожицами. И спросил:
– Что за подсветка?
– Квест, – объяснил Джек. – Тут можно поднабрать опыта. Давай заглянем. Все равно нам придется искать таким штуки.
– А кто квесты тут делает?
– В Версиане лишь один источник квестов. – Джек решительно направился к входу. – Москва.
– Это как? – Я шел за низкорослым парнем, стараясь не отставать ни в шаге, ни в полете мысли. – Москва генерирует задания?
– Социально значимые события в Москве отображаются в Версиане в форме квестов. Внешние московские ситуации – объективные, ты не можешь повлиять на них изнутри игры. Но ты волен переиграть их внутреннюю версианскую историю, как тебе угодно.
– То есть, – я с опаской осмотрел зеленоватое свечение, к которому мы подошли вплотную, – чему суждено произойти, то и произойдет там, снаружи, пока мы тут играемся?
– Конечно. – Джек открыл дверь. – Но ты многое узнаешь о себе, пока играешься.
Он зашел внутрь, снова оставив меня в загадочной растерянности.
Клуб ничем не отличался от ему подобных, которых я в Москве повидал великое множество. Старый добрый «Пеар-Лаунж» с фирменными грушами на каждой вывеске. Поразительно, что я ни разу не заглядывал в его филиал на Кутузовском.
Низкие потолки были словно предназначены для Джека. Наклоняться мне, конечно, не приходилось, но все равно неудобно. Не хватало еще внутри Версианы подхватить клаустрофобию. Мы прошли через узкий коридор и оказались в зале с рядами грушевидных кресел, если так можно выразиться про гибриды матрасов и гамаков.
Здесь царила атмосфера, так и манившая рухнуть на самый глубокий диван, обложиться подушками, рассеять внимание и курить до посинения, изредка отвлекаясь на корзинку с фруктами. Забыть обо всем, бросить попытки понять то, что выше моего разумения, лишь медитировать в дыму и жевать груши, швыряя огрызки в портрет с Карлом Густавом Юнгом.
Тут все выглядело хорошо, с одной разницей: посетители явно не выражали своим видом ни уюта, ни расслабухи. Все, кто отсюда выберется, сегодня же бросят курить, даже если и не начинали. Потому что тут происходила явно нехорошая фигня.
Половина мест была занята напуганными людьми, склонившими головы к полу. А у широкой барной стойки, залитой отражающимся от деревянной двери золотистым светом, стоял мужик с пистолетом. Он все время покачивался и целился по сторонам. В свободной руке он держал оторванный шланг от кальяна.
– Классика, – невозмутимо сказал Джек. – Добавил наркоты в смеси, дунул не того – и видит чертиков. Арбестер?
Я обалдело смотрел на покачивающееся дуло.
– Арбестер! – громче сказал Джек.
Я вздрогнул и посмотрел на появившийся передо мной экран.
Джек предлагает вам присоединиться к группе. Принять – Отклонить.
– Группу прими, – подсказал Джек.
Я уставился в «Принять» и для верности ткнул пальцем, который прошел через экран. Не знаю, что тут раньше сработало – взгляд или прикосновение, но мы с Джеком синхронно мигнули.
– Так, сейчас в Москве происходит инцидент, – пояснил Джек. – Мы в Версиане видим аналогичный. Можем вмешаться и получить опыт. Каковы наши действия?
– Он что, нас не видит? – спросил я, глядя, как мужик смотрит сквозь наши тела.
– Это НПС. Пока мы не вмешаемся в его личное пространство или не привлечем внимание любым другим способом – он не будет на нас реагировать. Стоит нам вмешаться, как он превратится в бота.
– И отлепится от реального прототипа, – закончил я. – Да, вроде разобрался. Что делать будем? Скрутим его?
– Решай, как лучше, – предложил Джек. – Реальная жизнь не задает рамок. Потому их и в Версиане нет. Экспу ты получишь при любом исходе. И я тоже, так как мы в группе.
– Тогда разберемся, – решительно сказал я, забывая про боль в животе. Взял со стола чайник, замечая настороженный взгляд напуганной девчонки. Хороший чайник, тяжелый, из добротного толстого стекла. Хлебнул для храбрости прямо из носика, отметив приятный грушевый аромат. И обратился к неадеквату:
– Скажи-ка, дядя, ведь недаром?
Мужик повернулся ко мне, с трудом фокусируя взгляд.
Я со всей дури шандарахнул его чайником по башке, разбивая пузатый элемент утонченного наслаждения. Осколки стекла разлетелись во все стороны. На лбу мужика возникла багровая ссадина.
Он не упал. Мне не зааплодировали. Девчонка из-под стола не кинулась мне на шею.
Вместо этого я увидел, как мне в голову целится неимоверно огромный ствол с чернеющим дулом.
Невозможно описать, до чего настоящим он выглядел. Не отдавая себе отчета в действиях, я выронил осиротевшую ручку от чайника и завопил:
– Дяденька, не стреляйте!
В этот момент из коридора раздался грохот, отдававшийся в деревянный пол легким землетрясением. В зал кальянной буквально вкатился бурый медведь, крутящий головой.
Настоящий медведь. Плотный, толстый, с покатой мордой и прижатыми ушами.
Он посмотрел на Джека, на посетителей, на меня, на мужика с пистолетом, и радостно пробасил:
– Народ, квест еще не зарешали? Пати киньте, я потанкую!
Глава 3. Бурелом
Джек отреагировал молниеносно: взмахнул рукой в знак согласия, попутно успевая нажать кнопку своего экрана. Медведь подпрыгнул, явно от радости, хоть я не имел понятия, как должен реагировать радостный медведь. Вокруг массивной туши засверкало уже знакомое зеленоватое свечение – косолапого приняли в группу.
– Азаза! – зарычал он, сметая с дороги столики и несясь к дядьке с пистолетом. Тот, похоже, реагировал на него чуть меньше, чем никак. Или чуточку больше, не суть.
Медведь смел его с ног, по пути сломав барную стойку и разбив несколько бутылок, содержимое которых смешалось в чудесный на вид коктейль в виде лужи на полу. Мохнатый ухватил зубами пистолет, швырнул мне. Я тут же схватился за оружие, чувствуя его тяжесть. Нацелился в наркомана, больше для куража. Хотя, если я вижу, как передо мной отжигает говорящий медведь – не лучше ли мне застрелиться самому?
– Эй, хватит, – окликнул Джек, когда медведь потоптался ногами по лежащему мужику. Делал он это весьма учтиво, даже деликатно. Именно помял, а не подрал.
– Уууэээааа!!! – победно подпрыгнул мишка, затем схватил с уцелевшей части стойки пивную кружку, сунул под кран автомата, второй лапой вдавил гашетку и нацедил себе
