нашего прощения. Но вино тщеславия настолько опьянило и лишило его разума, что он не в состоянии был отличить зло от добра и даже сам отважился идти против нас. Он шел впереди авангарда, составленного из неверных смельчаков, который захватывал наши государства и начинал их опустошать. Это привело к раздражению нашего светлого ума. Мы, не мешкая, вернулись из дальних стран (где мы тогда находились), чтобы сразиться с ним и противостоять ему. Но он обратился в бегство с тех пор, как увидел силы нашей армии, и обрушил на свою голову пыль несчастья. Согласно приказу хана[41], войска собрались со всего мира, и мы направились с местью, чтобы захватить его области. С тех пор он ощутил, что не в состоянии сопротивляться исламской армии. Вот почему он воспользовался полой смиренности и беспомощности и стремится посредством своих лживых речей отвести от своей власти поток божественного наказания и чашу нашего императорского гнева. Так как мы не имеем большого доверия ни к его речам, ни к его действиям, то мы не откажемся от наших планов и с милостью Всевышнего осуществим тайные планы, которые задумал наш светлый ум. Тем не менее, если он желает жить в согласии и в гармонии с нами, то надо, чтобы он послал к нам Али-бика, чтобы мы действовали в соответствии с обстоятельствами после того, как будем держать совет и советоваться с предсказателями».
Спустя два или три дня, он дал праздник в честь посланцев, которых облачили в дорогие кафтаны; затем держал совет с принцами крови и эмирами и удержал при себе этих послов.
Выбрав наиболее подходящий момент и самое удачное время, он (Тимур. — И.М.) вскочил на своего быстрого скакуна и последовал за эмирами и войсками, находившимися в пути. После прохождения Караджука и Сабрана они пересекли пустыню в течение трех последующих недель, но нехватка воды погубила множество вьючных животных.
Прибыв к месту, называвшемуся Сарык-узен, они напоили там вьючных животных и помолились Богу. Разлив вод вынудил армию остановиться там на несколько дней и тотчас же, как только она понизилась, армия двинулась в поиске перехода и перешла реку вплавь. В этот момент двое слуг Идку Узбека бежали и присоединились к хану Туктамышу. Их преследовали по приказу Джучи (Тимура. — И.М.), но не смогли догнать.
Победоносная армия продолжала двигаться такими же переходами, пока не прибыла в Кечик-таг и оттуда две ночи шли через Улуг-таг. Монарх, могущество которого было подобно могуществу гор, поднялся на вершину этой горы, возвышавшейся на 50 кəз[42], и окинул взором эту пустыню, размеры которой знал лишь Господь. Именно на этой обширной равнине ему встречались превосходные источники, прозрачные реки и бесчисленное множество деревьев.
Его величество остановился на день на вершине Улуг-тага и приказал, чтобы войска свезли туда со всех сторон камни, дабы воздвигнуть там большую башню в качестве указателя. Искусные скульпторы выгравировали там дату прихода августейшего монарха (Тимура. — И.М.) в эти места для того, чтобы этот монумент передал в самые отдаленные века память о высоких делах этого прославленного монарха.
(Стих.) Я слышал, что благородный Джемшид выгравировал на камне, украшавшем фонтан: Многие смертные, подобно нам, отдыхали у этого фонтана и покидали мир в мгновение ока.
Великий монарх двинулся в путь и прибыл, придаваясь удовольствиям охоты, к берегу реки Еланджук, где разбил лагерь. Он перешел эту реку и спустя восемь дней пути сделал остановку в местечке, называвшемся Атакарагуй. Так как он давно уже начал поход и так как эта степь удалена на пять или шесть месяцев пути от городской и сельской жизни, голод и недостаток настолько ощущались в императорской орде, что цена барана поднялась до 100 динаров, а цена мены зерна большого веса, эквивалентного 16 обычным менам, поднялась до 100 кепекских динаров, но и это, даже за такую цену, трудно было найти. Большая часть солдат питалась в этой пустыне яйцами птиц и всеми видами животных и питательных трав, которых можно было съесть.
Монарх, руководимый жалостью и сочувствием, приказал, чтобы войска, имевшие немного продовольствия, довольствовались небольшими порциями и ежедневно ограничивались миской каши на человека. Он запретил кому бы то ни было печь хлеб, лепешки и готовить пироги или лапшу. Пыл желания есть выворачивал совсем пустые желудки, так, что все блюда были по нраву, даже те, которые перечислены Бусхаком[43].
Эмиры пытались варить шестьдесят порций (мисок) каши из одной мены зерна, равной 8 обычным менам, добавляя в нее некоторое количество зелени. Знать, изнеженно пренебрегавшая мясом птиц и гусей, бросала вожделенный взгляд на миску каши.
Могущественный монарх, при рождении которого господствовали два благоприятных сочетания небесных светил, предавался удовольствию охоты, а войска правого фланга, так же, как и войска, составляющие левый фланг, продвигались, занимали все закоулки этой степи и пустыни. Они собирали столько дичи, что исламская армия, хотя и испытывающая нехватку продовольствия, брала лишь самых тучных и оставляла более тощих. Среди других на этой равнине огромной протяженности оказались антилопы гораздо крупнее, чем коровы, и называвшиеся монголами кандагай, тогда как жители пустыни дали им имя бокан[44]. В это время победоносная армия питалась охотой на этих животных.
Автор настоящей работы читал в хронике, написанной одним из офицеров свиты принца Миран-шаха, что ночью крысы этой пустыни выползали из своих нор и пели как соловьи. Мы ограничимся цитированием этого факта, не подтверждая его.
Конечно, когда светлый ум повелителя, одаренный судьбой, перестал воспринимать удовольствия охоты, соизволил произвести смотр своим замечательным войскам. И различные звенья корпуса его армии забурлили как синее море[45] и направились к месту смотра, вооруженные с ног до головы и построенные по рядам.
Император вскочил на своего быстрого скакуна, осмотрел внимательно всю армию, расположившуюся на этой обширной равнине, бросив на нее пристальный взор, как и на эмиров, принцев крови и нойонов, которые командовали кошунами[46] и на которых полумесяц императорского штандарта бросал свою благотворную тень. Преклонив колени перед своим повелителем, они подвели ему оседланную лошадь и, желая ему счастья и благополучия, говорили: «Да будет солнце великолепие нашего монарха защищено от всякого заката». Монарх, со своей стороны, удостоил их своими похвалами и самыми одобрительными возгласами.
Смотр закончился спустя два дня. Его величество не решался выбрать принца крови или нойона, которого он поставил бы во главе авангарда. Тогда прославленный мирза Мухаммед-Султан-Бахадир, преклонив колени, попросил его о милости командовать аванпостами победоносной армии.