количества магазинов и при новом торговом центре проклятые соломенные фигуры были повсюду.
Саммитвилл был немного необычный; единственное место из всех, где я жил, где люди праздновали Хэллоуин так же, как и Рождество, возможно, даже лучше. Саммитвилл был также, возможно, слишком хорошо известен своими пугалами.
Я решил переехать в Саммитвилл, потому что хотел найти хорошее, тихое место для прозябания на пенсии. Я прожил в большом городе слишком долго, большую часть своей взрослой жизни, страдая от взломов, ограблений и пробок на дорогах. Рано или поздно наступает время, когда просто больше не хочешь иметь дело с худшими частями современной цивилизации. Я принял это решение за три года до того, как смог окончательно уйти на пенсию, и мне не терпелось продолжить свой путь.
Переезд в Саммитвилл был долгим, но, услышав от моего старого приятеля по колледжу, что он навещал семью в этом районе и решил переехать туда сам, я решил, что должен попробовать.
Я еще не видел более красивого города. Увидев всего около пяти настоящих улиц, я решил, что этот городок будет хорошим местом для спасения от шума и разгула преступности в Лос-Анджелесе. В свое время в «большом городе» я каждый вечер смотрел выпуски новостей о нераскрытых убийствах, и меня самого дважды задерживали. Послушай, после того, как ты посмотришь в дуло пистолета – к черту калибр, любого пистолета—ты начинаешь думать, что, может быть, ты мог бы обойтись без этого. С Самитвиллом мне повезло. Саммитвилл был изолирован, отделен озером, которое фактически лежит над самим городом и держит в страхе межштатные дороги.
Озеро Овертри наполнено форелью и окунем, и это почти самое великолепное место, которое можно себе представить, где можно сидеть и созерцать восход солнца, забрасывая леску в ожидании клева. Умиротворение – вот слово, которое, наверно, идеально подходит этой местности. Почему на этом озере не толпятся сотни лодок каждый летний день – загадка, которую я до сих пор не разгадал.
Все, что мне потребовалось, это одна поездка по гравийной дороге, ведущей в Саммитвилл, вокруг озера Овертри, а затем вниз в город, и я уже знал, что хочу провести там остаток своей жизни. Черт побери, я заслужил это право; я слишком многое пережил в своей жизни, видел слишком много насильственных смертей и разных преступлений. Вид был потрясающий: маленькая жемчужина города, окруженная лесом и холмами с одной стороны и раскинувшимися ленивыми фермерскими угодьями – с другой. Я не мог подобрать подходящих слов, чтобы описать красоту этого города.
Лучше бы я никогда не видел этого проклятого места.
Все было достаточно хорошо, когда я переехал туда, люди были немного сдержанны, но для маленького городка это норма. Если вы ожидаете распростертых объятий в сплоченном сообществе, то вы чертовски глупы. Я знал, что в свое время они придут познакомиться, мне просто нужно было набраться терпения.
Я добрался туда в середине августа, примерно через полтора года после того, как моя Эмма обрела последнее пристанище. Смерть настигала Эмму постепенно, пожирая ее тело и разум, пока рак мозга крепко держал ее. Господи, это было самое трудное время в моей жизни, когда я просто пытался справиться без моей Эммы после более чем двадцати лет совместной жизни.
Как бы хладнокровно это ни звучало, получив деньги на страхование жизни после смерти Эммы, я решил досрочно выйти на пенсию. И, как я уже сказал, Саммитвилл был самым прекрасным местом для уединения, какое я только мог себе представить. Я подумал, что, может быть, напишу несколько криминальных вестернов и стану следующим Луи Л'Амуром. Черт возьми, это стоило того, чтобы попытаться.
К концу сентября соседи уже звали меня по имени и махали мне, когда я сидел на крыльце с блокнотами, делая заметки о том, что наверняка станет первым из дюжины или более бестселлеров. Эй, если ты собираешься мечтать, то в своих мечтах можешь себе ни в чем не отказывать. Мой дом был всего лишь маленьким домиком, одним из нескольких десятков домов, которые составляли один из самых городских районов Саммитвилля.
Моей ближайшей соседкой была женщина на несколько лет моложе меня, лет сорока пяти. Хелен Красворт. Она была в прекрасной форме, бегала трусцой и каждое утро упражняла свой маленький зад. Что она нашла в бесформенном зефире вроде меня, я никогда не узнаю, но мы стали чем-то вроде парочки в мгновение ока. Ничего интимного, заметьте, мы просто ходили вместе в кино и время от времени обедали в одной столовой. Я попал туда, где мне нравилось видеть ее улыбающиеся голубые глаза, и туда, где я жил, вдыхая свежий аромат ее каштановых волос. Я думаю, что моя Эмма поняла бы меня; прошло уже много времени с тех пор, как я был близок с кем-либо, и мне просто нужно было найти друга.
С другой стороны моего дома можно было найти самого сварливого старика, какого я когда-либо встречал, лет восьмидесяти, если не больше, и его можно было услышать, как только местные мальчишки залезали в его двор и приближались к его саду. Даже с его отвратительным характером мы прекрасно ладили. По вечерам, когда Хелен не могла прийти, мы со старым капризным Недом Грабером сидели на моем или его крыльце, потягивали пиво и вспоминали старые добрые времена, когда весь мир казался немного более здравым. Нед любил называть это «годами до Никсона». Этот термин подходил так же хорошо, как и любой другой. Нед любил жаловаться, и я никогда не возражал против его рассказов, хотя, возможно, я бы ладил с ним лучше, если бы он время от времени пользовался дезодорантом.
Остальная часть района была заселена молодыми семьями, молодоженами и теми, кто только начал собирать собственный урожай детей. У тех немногих, кто был в моем возрасте, были семьи, о которых они заботились, и хотя мы вежливо болтали, мы никогда не смогли бы по-настоящему сблизиться, не потому что у меня не было жены, а просто их семьи не очень тепло относились ко мне.
К середине октября я чувствовал себя как дома как никогда раньше, мы с Хелен практически встречались, и это заполнило пустое место в груди, которое беспокоило меня с тех пор, как умерла моя Эмма. Это было примерно в то время, когда я начал повсюду замечать приготовления к Хэллоуину. Большинство из них начались в домах с детьми маленькими, вырезанными из бумаги ведьмами и черными кошками с несколькими печальными глазами Франкенштейновских монстров, висящих на
