как статуя.
– Ушам не верю, – крикнула она. – Я не знаю ничего, я недостойна, чтобы ты мне всё рассказал, а эту свою любимицу, дорогую племянницу, хочешь уже посадить на трон! – Хочу и посажу, – сказал князь коротко и выразительно.
– Её? Её? На моё унижение! – воскликнула Юлианна. – Чтобы издевалась надо мной!!
– Там, куда я её помещу, она будет служить мне, – добавил Витовт.
Юлианна рассмеялась.
– Ты думаешь? Ты так её знаешь? – крикнула она. – Она никому служить не захочет, кроме самой себя, а тебе, мне, нам мстить будет за благодеяния.
Княгиня заламывала руки, Витовт стоял холодный и равнодушный.
– Ты всегда с ней плохо обходилась, – сказал он, – потому что была до смешного завистлива, она может не иметь к тебе сердца, но у меня она с детства воспитывалась и мне должна быть послушна.
Минутку подумав, он гордо добросил княгине:
– А не будет слушать, то сумею стянуть её с трона так же, как на трон позвал.
Из глаз княгини потекли слёзы.
– Не лги, – воскликнула она. – Тебе хочется свою любимицу высоко видеть. О! Я знаю, что она тебе милее меня и всех, но Господь Бог тебя накажет, увидишь…
Витовт только презрительно усмехнулся. Какое-то время княгиня плакала от гнева.
– Ты делаешь это мне на зло, на унижение!
– Не из-за тебя, но для неё это делаю, – холодно вставил князь, – а то, что решил, должно исполниться. Но не плачь напрасно; что сказал, то и будет.
Сказав это, князь, который хотел положить конец неприятному спору с женой, хлопнул в ладоши, отворачиваясь от неё. Это был обычный знак вызова слуг или ожидающих писарей.
Услышав его, княгиня, не желая выдавать слёзы, побежала скрыть их в свои комнаты. Ожидающий в коридоре вызова Цебулька вошёл тихими шагами.
Был это шляхтич и поляк вместе с другим товарищем, Лутком из Бжезия, уже довольно давно служащие Витовту, так как он хотел, чтобы ему служили.
Он некогда готовился, бедный парень, к духовному сану, но, не будучи ещё рукоположен, нуждающийся только в учёбе, когда появилась возможность, он присоединился к великому князю, и теперь уже о сутане не думал.
Не такой щедрый, как Ягайлло, Витовт, однако, умел награждать, никогда не забывая услуг. Цебулька, человек хитрый, умный, лёгкой и быстрой смекалки, для своего сословия достаточно знающий, используя все эти дары на пользу пану, от собственной воли смог совсем отказаться.
Он угадывал князя, понимал его лучше и легче, чем другие, но никогда не действовал по собственному раземению и не давал советов. Был он удобным инструментом и стать чем-то больше не покушался. Когда Витовт им не управлял, он сам ни на что не решался.
Маленького роста, с землистым цветом лица, с незначительными чертами, человечек средних лет, невзрачный для тех, кто глубже не заглядывает в глаза, не позволяющий в них читать, Цебулька имел неограниченное доверие пана и никогда его даже неловкостью не предал.
Он молчал как могила, никто никогда ничего не добился от него; с чужими говорил неохотно и мало, никому ничего не рассказывал.
Когда нужно было уговорить, убедить, подойти, приобрести, он умел быть ловким и хитрым, но все эти качества выступали у него только по приказу и скрывались, как у улитки рога, по кивку пана.
От Цебульки Витовт тайн не имел, но слуга не добивался признаний, во всём вёл себя пассивно. Именно по этой причине он был приятен князю.
Писарь покорно стоял на пороге.
– Значит, Ягайлле захотелось жену, навяжут ли ему её Сигизмунд и Барбара? – сказал он, обращаясь к Цебульке.
– Он сам раньше совсем о ней не думал, – ответил Цебулька, – и не желал бы её, наверное, если бы Сигизмунд не сватал ему свою дочку, предатель, а поскольку та ребёнок, рекомендует ему чешскую королеву, вдову. За обеими приданое, за одной корона, за другой приданое с Силезией… Его уговорили, что ещё должен жениться! – добавил тише Цебулька, пожимая плечами.
– Всё-таки когда он Ядвигу, дочку свою, обручил с Бранденбургским, уже отказался от этой глупой мысли жениться. Ведь, когда он женился на Грановской, в Риме объявили, чтобы этим свадьбам он конец положил. Всё это Сигизмундовы дела, он тут нам мутит и хочет приманить старика на свою сторону, чтобы владеть им, зная, что он слабый. Боится меня… Нельзя допустить, чтобы Сигизмунд своё влияние заверил браком; предпочитаю сам женить Ягайллу.
Он поглядел на Цебульку, который спрашивать не смел. Витовт прошёлся по комнате и остановился перед ним.
– Я должен пожертвовать ему племянницу. Дам ему Соньку; что ты об этом думаешь?
– Наши паны, епископ Краковский и Збышко не хотят никакой жены для него.
– Именно поэтому я дам ему её, – сказал князь. – Через неё всегда буду уверен в Ягайлле и им смешаю планы. Она молода, красива, легко над ним воцарится, и должна быть мне послушна.
Цебулька, вызванный, чтобы что-то сказал, подтвердил мнение пана, или сделал замечание, промолчал. Он хорошо знал, что Витовт не изменит решения.
– Приготовь письмо от меня, – сказал через минуту князь. – Рекомендуй ему в нём Соньку, ты сам с ним поедешь в Краков. Ягайлло, наверное, будет тебя спрашивать; расхваливай ему девку, пусть старик воспламенится на красавицу. Наедине с ним, прежде, чем он доверит это Збышку и другим, забей хорошенько ему в голову, что другой такой на свете нет, а из моей руки её смело может взять. Понимаешь?
Цебулька поклонился.
– Приготовь сегодня письмо, утром мне его прочтёшь, а ехать нужно как можно скорее, чтобы Александра ему снова какую-нибудь другую Грановскую не дала. Как только узнают, что он собирается жениться, отовсюду начнут приезжать девушки и вдовы; а я должен там свою рядом с ним поставить.
Он ещё раз поглядел на Цебульку, которому было не нужно много слов от пана, чтобы его понять. Он собирался уже уходить, когда князь его задержал.
– Езжай с письмом, – сказал он, – старайся его расспросить не в Кракове, где за ним смотрят клехи, но где-нибудь на охоте. У тебя будет время и свобода хорошо ему Соньку описать?
Потому ксендзы уже не выбьют её из его головы. В этом нужна поспешность, как в любом деле; если нас опередят, мы много потеряем. Сейчас больше, чем когда-либо, следует там иметь помощника, потому что количество врагов от страха ежедневно растет!
II
Княгиня Юлианна не пришла в этот день на ужин, не хотела встречаться с Сонькой, ей нужно было выплакать свой гнев и думать над тем, как отвести мужа от раз принятого намерения.
Никогда
