густо покраснела и смотрит на него во все глаза. Семенит за ним, иногда смешно становясь на цыпочки, чтобы дотянуться хотя бы до его плеча.
Я сжимаю пальцы вокруг поручней ходунков.
Он делает еще два шага. Загораживает широкой спиной яркие солнечные лучи.
— Привет, Планетка. – Он совсем не улыбается. Только подтягивает повыше рукава черной толстовки с кроваво-красным принтом в виде рыдающих черепов, и я снова, как в первый раз, отчаянно сильно залипаю на его татуированные до самых запястий руки. – Прости, что без цветов. А мишка там, - кивает за спину, - мне сказали, что он слишком большой и это запрещено правилами больницы.
— Меркурий… - одними губами произношу имя, которым его называю только я. – Ты мне снишься?
— Не-а, Планетка. Все по-настоящему.
Я закрываю лицо ладонями, чтобы он не видел, как безобразно сопливо я реву.
Глава третья: Меркурий
Глава третья: Меркурий
Первый раз за все мои тридцать три года я хочу ущипнуть себя за что-нибудь, чтобы убедиться, что на этот раз точно не сплю. Что Вера не пропадет, когда я потянусь к ней руками.
От желания прикоснуться к ней сводит пальцы, и я как-то почти трусливо сую их в передние карманы джинсов. Потому что на этот раз мой «сон» слишком реален. Пиздец как реален. Настолько реален, что, если моя ладонь снова сожмет только пустоту, я рехнусь. Даже если все это звучит как какая-то сопливая херня.
— Сеньорита Вероника? – слышу сзади плохо говорящую по-английски медсестру. – Все в порядке?
Кажется, я никогда не видел таких круглых женских глаз, как когда она увидела меня в коридоре и что-то там лопотала на своем языке о размерах «сувенира». Хотя не уверен, что моего знания итальянского достаточно, чтобы правильно перевести ее слова. В любо случае, медведя пришлось оставить за порогом.
— Все хорошо, Симона. – Голос Планетки едва пробивается сквозь ладони, за которыми она прячет лицо, словно хочет стать невидимой для всего мира. – Это… мой хороший друг.
Друг, да?
Медсестра хмурится, когда снова поворачивает голову в мою сторону. Я просто безразлично пожимаю плечами. Чтобы попасть к Вере, пришлось врубить на максимум все свое обаяние и умение красиво пиздеть прямо в глаза: начесал им, что я – ее брат, и что у нас разные фамилии из-за сложных семейных обстоятельств. На ходу сочинил целый сценарий для мыльной оперы. Когда закончил с подробностями, вряд ли кто-то из «слушателей» помнил, с чего все начиналось. В общем, когда нужно – я умею первоклассно ездить по ушам. Часть моих «рабочих» навыков. Когда, например, нужно уговорить мужика напротив положить ствол, обещая сохранить ему жизнь. Работает безотказно, ни единой осечки на моей памяти.
— Друзьям не разрешены посещения, - пытается напомнить о правилах итальянка, но я уже иду вперед и становлюсь перед Планеткой, закрывая ее своей спиной. – Есть правила.
— Все хорошо, - бормочет Вера. – Это правда совсем не посторонний человек.
А я мысленно добавляю, что если они попытаются вытолкать меня отсюда, то пусть лучше сразу собирают всю охрану, которая тут у них водится.
— Что происходит? – кукарекает чучело, которое я успел поймать на громких и пафосных словах насчет бодания с крутыми мужиками. Обычно тело, необремененное хорошей физической формой, бодаться способно разве что с собственным отражением в зеркале. – Вероника, кто это?
— Ты глухой что ли? – опережаю ее с ответом. – Я лучший друг, мужик. По совместительству – крепкий бычок, с которым можно пободаться. Но лучше не нужно.
Сейчас, когда я могу поближе рассмотреть его лицо, вспоминаю, где уже мог его видеть. На тех фотках с камер слежения, которыми Олег размахивал перед моим носом, пытаясь доказать, что это чучело – любовник Планетки, с которым она сбежала. У меня отличная, почти фотографическая память на лица (хотя, каюсь, пару раз не узнавал тёлок, которые притирались ко мне на улице с претензиями, куда я пропал и почему не перезвонил). Я бы и этого сразу узнал, но смазанные черно-белые снимки поганого разрешения – так себе подспорье. Тем более, там его рожа была в профиль, а тут – глаза в глаза.
Невольно опускаю взгляд, когда мужичонка странно подергивается вверх, и успеваю поймать его с поличным – пытается казаться выше и типа перекатывается с пятки на носок.
— Может, лучше сразу встанешь на табуретку? - предлагаю с обманчивым дружелюбием.
— Сеньора? – обеспокоенно вмешивается медсестра, потому что градус напряжения явно подрастает.
Будь моя воля, я бы прямо сейчас взял этого пидара за шиворот и вышвырнул прямо через окно. От падения со второго этажа он вряд ли сдохнет, а вот крепкое приземление на жопу, возможно, пошло бы на пользу его мыслительным способностям. Хотя, тоже не факт. Но здесь решает Планетка, а я и так на птичьих правах.
— Сеньор Карпов уже уходит, - говорит она, как будто слышит мои мысли. – Спасибо, Игорь, что нашли минуту справиться о моем здоровье.
Чучело еще несколько секунд жует губами, поглядывая то на меня, то на медсестру. Но когда пытается выглянуть мне за спину, чтобы посмотреть на Веру, я снова выразительно выставляю плечо. Пиздец, как хочется почесать об него кулаки. Но не устраивать же петушиные бои в цивилизованной итальянской клинике? Судя по всему, мне сюда еще ходить и ходить, и лучше не давать повода вызывать полицию каждый раз, как моя рожа засветится на камерах наблюдения.
— Еще увидимся, - сквозь зубы цедит чучело и грузно топает до двери. Кого он пугает этой детсадовской важностью?
Медсестра, убедившись, что я не собираюсь набрасываться на ее подопечную, быстро семенит следом за «гостем».
И когда мы остаемся одни, я медленно-медленно выдыхаю, чтобы не разорваться от желания повернуться к Планетке и сгрести ее в охапку, как единственного живого человека, без которого я совершенно точно просто сдохну. Даже странно, что понял это только сейчас, хотя все эти бесконечно долгие недели день за днем рыл носом землю, разыскивая ее по следу хлебных крошек.
— Это кто? – спрашиваю совсем не то, что на самом деле хочу спросить.
«Ты скучала? Ты вообще думала обо мне? Рада меня видеть? Ты меня разлюбила?»
— Ухажер моей сестры, - отвечает шепотом. – Он заплатил за… это все.
Беру на заметку, что
