с немцами. Про татар не слышал. Даже не думаю, что татарин захочет в волка превращаться. Но утверждать не буду. Мало ли вдруг.
У меня русский язык родной, и немецкий родной, и волчий родной. По отцу я из рижских Стопиусов, врачей и аптекарей. По матери у деда хутор в Литве. На самом деле, я могу подтянуть бумаги, что я по материнской-то линии из шляхетского рода, хотя и бедного. Только, попавшись с поличным, я об этом, конечно, не скажу, чтобы семью не позорить. Да и там, где мало ли в волка обернуться придется, тоже не сболтну, кто я на самом деле и откуда.
По вере я лютеранин. Чтобы ни к католическому, ни к православному причастию не ходить. И святой воды бы не встречать. Почему бы оборотням и не крестить младенцев, пока в силу не вошли? Мы же не черти. Я по людской линии сын Адама, как и вы.
Ты еще спрашиваешь, почему я вор? Волчья кровь не водица. Где ты видел, чтобы волки землю пахали или на цепи сидели? Да мог бы я в мастерской бочки колотить или колеса гнуть. Мог бы, как жид, корчму на откуп взять. Может, и возьму на старости лет как старый Гжегож Волчек, хотя он и не жид. Спокойная жизнь — не мое. Мог бы в ландскнехты пойти? Где ты видел, чтобы волки строем ходили? Мог бы на Днепр за пороги податься. Там к казакам такие лихие люди собираются, что и на татар в набеги ходят, и на черкесов, и на ногайцев. Нашего брата там привечают, характерниками зовут.
Ты спрашиваешь, почему я не шляхтич? Да, я из древнего рода. Да, я не побоюсь битвы. Да, у оборотня шансы выжить на порядок выше, чем у простого человека. Волки не псы. Мы не служим королям и князьям. Не даем присягу. Не клянемся именем Господа. Сама идея служения противна нашей натуре. Наняться за деньги на разовое дело — да. Служить до гроба — нет. Потому мы не получаем земли и мужиков за службу, потому нас не зовут на сейм, потому к нам не засылают сватов с гербами.
У нас, у оборотней, два пути. Или в разбойники на большую дорогу. Или в воры. Можно не одному. Можно ватагой, стаей. Можно не с волками, можно с людишками. Их, если что, не жалко. Ой-ой, тебе-то самому разбойников жалко бывает?
Я вот выбрал не убивать, а грабить. Может, еще передумаю. Да не злись, мне уж лет-то сколько. Постарше твоего бати буду. Не знаю, сколько ему лет, но я точно старше. Мы, оборотни, может, и не сильно дольше людей живем. Но болезни ни людские, ни волчьи нас не берут, поэтому и старость у нас намного позже наступает. Перекинулся в волка — от людских хворей излечился. Обратно — от волчьих. Вот бешенство есть и у людей, и у волков, оно оборотню опасно.
То, что вы называете житейской мудростью, это осторожность. Она приходит не с возрастом, а с немощью. Вы от ударов судьбы полностью не восстанавливаетесь. Даже самые смелые из вас. А мы прыг-скок и как новые.
Что я в Полоцке делал? Как раз собирался рассказать. Дело у меня было. С Яном-мельником.
Я грабитель, но не с большой дороги. Как раз оборотни на больших дорогах не грабят, потому что ночью по дорогам никто и не ездит. Если только кто с пути собьется, но таких ждать и ждать. Грабить на дороге лучше вечером. Когда еще не стемнело, и кучер думает, что до темноты успеет до следующей деревни. Чем ближе к ночи, тем меньше попутных и встречных.
Место выбрать на подъеме или на крутом повороте. Чтобы не гнали. Желательно, чтобы во встречную сторону дорога тоже просматривалась.
Это я про нормальных грабителей говорю. Оборотень до заката оборотиться не может. Ночь для нас считается не с первой звезды, а с заката. Поэтому оборотню на дороге не место, а место ему как раз в городе. Если дом, например, собаками охраняется. Попробуй мимо цепного пса пройди. Тем более, обратно. Когда с грузом.
Зато от одного запаха оборотня самые лютые псы по будкам ныкаются и хвосты поджимают. Просто прыг через забор и готово. Собак считай, нет. Один пес из ста нападет. Такой, как у Бельского был. За мной уже остальная ватага перелезает.
Волком я по крышам сараев и пристроек могу хоть на крышу терема забраться. Прыгаю видел как? А на чердаках часто бывают лазы. Окошки для проветривания и все такое. Или на верхних этажах окна без ставен. Если знать, за каким окном горница пустует, вот тебе и ход.
Мое дело провести, а дальше ватага справится. Другой раз от купцов добычу через забор полночи кидаем, да на санях вывозим. Душегубством не баловались. Если разбудили жильцов, то ноги в руки и бежать. Разбойники разбойниками, а зачем лишний раз смертный грех на душу брать. Да и по расчету тоже. У богачей деньги в обороте. Ну вывезли телегу, не последнее же отобрали. Поругается, погоню пошлет, делами займется и забудет. Он, если делами займется, то больше золота поднимет, чем если за ворами будет гоняться.
Но не приведи Господь из богатой или знатной семьи человека убить. Найдут, пытать будут, пока не надоест, руки-ноги отрубят, а потом повесят. С немцами проще. Те сразу убьют. Поляки жестокие. Эти даже крестьянам за бунт могут руки рубить. Жемайты, которые язычество не забыли, тоже помучать могут. С московитами как повезет. У вас толком и традиции пыточной нет. Начнут жилы тянуть, да и сдохнешь между делом. Насчет татар не знаю, так далеко на восток не заходил.
Однажды ко мне по рекомендации общих знакомых пришел Ян-мельник. Он седьмой сын седьмого сына, и родни у него по Белой Руси что у племенного быка. Седьмой сын седьмого сына это всегда колдун, если кто не знал. Но колдуны бывают разные. Ян может видеть наложенные на предмет чары. Еще он резчик по дереву, и его изделия иногда немного оживают. Слышали про таких?
Надо говорит, ничего не украсть, но попугать одного нехорошего человека. Живет, дескать, под Полоцком такой недомагнат Люциус Чорторыльский. Пан паном, но колдун, чернокнижник и чертознатец. Будто бы у него даже настоящий черт на посылках.
Несколько лет назад Люциус Чорторыльский купил у Яна резной сундук под сокровищницу.
Этот сундук ночью спит и не открывается, даже если открыт навесной
