содержимое чашки. Латынь… Почему латынь? Красивый язык, безусловно… Язык медицины… Язык католической церкви… Но всё же мертвый язык. Очнулась она, только когда Саваоф Теодорович и женщина поднялись из-за стола, явно закончив чаепитие.
— Простите, пожалуйста, — тихо обратилась девушка к Саваофу Теодоровичу, когда тот собирал со стола чашки, — как мне лучше к ней обращаться?
Саваоф Теодорович на пару мгновений задумался.
— Зовите её… М… Как бы лучше перевести, — совсем тихо пробормотал он, однако Ева услышала. — Обращайтесь к ней просто Мария, но, я думаю, Вам это ничего не даст.
— Мария? — почему-то переспросила Ева, посмотрев на женщину. Имя «Мария» подходило ей меньше всего.
Вдруг послышался треск лопающейся лампы: в доме пропал свет, и всё мгновенно погрузилось в темноту.
— О, простите, пожалуйста! Сейчас я всё исправлю… — послышался откуда-то голос Саваофа Теодоровича.
Потом наступила тишина.
«Почему так темно? — подумала Ева, пытаясь нащупать руками мебель. — День же за окном… Опять ты играешь со мной, да, разум? Надеюсь, что нет… Ты молчал четыре года, с чего бы тебе начать говорить? Не думаешь ли ты, что это плохая идея?»
Казалось, Ева прошла уже четыре гостиных и три кухни, но всё вокруг как будто вдруг куда-то исчезло: не было ни мебели, ни людей, ни стен — ничего.
— Саваоф Теодорович!.. — крикнула она в темноту.
— Да-да, я здесь. Одну секунду, Ева, — ответил ей где-то совсем рядом мужской голос. Ева, вытянув руки, пошла вперёд, но никого не нашла.
— Где Вы? — снова позвала она, но вокруг будто была не красиво обустроенная кухонька, а бескрайний космос. Где-то справа послышался частый цокот копыт о бетонный пол и звук настраиваемого баяна.
— Погодите немного, Ева. Пробки, наверное, выбило. Я сейчас всё сделаю, не волнуйтесь.
Девушка медленно, слепо вглядываясь в темноту, нашарила руками пол и осторожно опустилась вниз. Под её ногами был голый, холодный, сырой бетон.
«Пробки выбило, — повторила про себя Ева, обнимая руками колени. — Что это значит? Без понятия. Разве пробки может выбить? Почему пробки, и зачем их выбивать? — её мысли начали путаться, но она этого не замечала. Где-то закапала вода. — А… Наверное, пробки из-под шампанского… Они тоже… Вылетают… Но не выбивают же. Зато с таким же звуком, как лопается лампочка. А ведь, если неудачно открыть бутылку, вылетевшая пробка может разбить лампу. Тогда свет тоже погаснет…»
Время шло, но ничего не происходило.
— Саваоф Теодорович! — крикнула девушка, и в её голосе послышались нотки страха.
— Буквально минуту, Ева! — снова ответил мужской голос. — Скоро уже дадут электричество…
Послышался приближающийся цокот копыт. «Цок-цок, цок-цок, цок-цок», — почти бежал к ней кто-то, скрытый темнотой. «Судя по звуку, животное небольшое, — подумала Ева, пытаясь найти во мгле источник звука. — Баран или козёл… Правда, почему-то складывается ощущение, будто он идёт на двух ногах, а не на четырёх».
В правом ухе вдруг кто-то громко заиграл на баяне, отчего Ева дёрнулась всем телом. Она никого не видела. Музыка, вначале задорная и весёлая, всё ускорялась и ускорялась, пока не превратилась в ужасный набор звуков: кто-то уже не играл, а просто в каком-то странном остервенении раздувал меха. Хотелось, чтобы всё оказалось страшным сном.
Прошло ещё некоторое время, прежде чем послышался звук чиркающей спички, и зажжённая свеча осветила чьё-то жуткое, чахоточное лицо. В отдалении стоял «человек в окне», и пламя рисовало глубокие чёрные впадины на его и без того худом лице. Он смотрел на Еву пронзительным, немигающим взглядом; казалось, будто в воздухе парила только одна голова, а тела вовсе не существовало, однако, когда глаза немного привыкли к полумраку, Ева разглядела его фигуру.
Паренёк опирался локтями на стол и рассматривал девушку со спокойным любопытством во взгляде, если так можно было сказать про его смотрящие в разные стороны глаза. Несмотря на жёлтый свет, его лицо было таким же мертвенно-бледным, как в первый раз, а глаза, пусть и не вселяли прежнего страха, жили собственной жизнью.
— Я слушаю Вас.
Голос глухой, надтреснутый.
— Как Вы здесь оказались?
— Я тут живу.
— Но тут только что были другие люди.
— Это не мешает мне сейчас, в данный момент времени здесь находиться.
Ева хотела было подняться, но потом передумала.
— Я не слышала, когда Вы пришли.
— А я никуда и не уходил. Я всегда рядом — в ливне, снегопаде, грозе, — даже если Вы этого не видите.
— Где Саваоф Теодорович?
На лице «человека в окне» отразилось искреннее недоумение.
— Где… кто?
— Саваоф Теодорович. Вряд ли Вы его не знаете, раз тут живёте.
— Отчего же? В нашем доме много жильцов, всех не упомнить.
— Каких жильцов? — теперь уже была очередь Евы удивляться. — Это частный дом.
— В таком случае, Вы ошиблись адресом, девушка. Тут тысячи квартир, и с каждой смертью их количество растёт. Откуда уж мне знать, в какой квартире живёт… Как Вы сказали?
— Забудьте, — Ева зябко поёжилась, потому что становилось прохладно. — Кто играл на баяне?
— О, вот это я знаю, — улыбнулся «человек в окне», обнажив ряд неровных зубов. — Это мой сосед, козёл.
— Всё-таки козёл, — пробормотала себе под нос Ева, даже не удивившись ответу. «Человек в окне» весело хмыкнул.
— А Вы думали, кто?
— Я думала баран.
— Нет-нет, у нас только волк и козёл. Баранов в чистом виде нет.
— Что значит…
Ева хотела спросить, что значит фраза «баранов в чистом виде нет», как вдруг справа, там, откуда слышался цокот копыт, зажёгся прожектор и осветил фигуру огромного чёрного козла, стоящего на задних ногах, с баяном в лапах. Козёл стоял неподвижно и смотрел жёлтыми, неприятными глазами с горизонтальными зрачками прямо на замершую Еву. Козёл сделал один шаг, другой. «Цок. Цок», — отразились они эхом от голого бетонного пола. «Ну же, давай, — почему-то подумала Ева, глядя на козла. — Сыграй мне…»
И тут козёл начал быстро-быстро раздувать меха, словно хотел сломать баян, а не сыграть давно знакомую, родную мелодию. Ева вздрогнула от резкого звука и отползла назад.
— Тебе страшно? — кровожадно улыбнувшись, спросил «человек в окне». — Прямо как тогда?
— Да, — прошептала севшим от страха голосом Ева. — Прямо как тогда.
— Значит, мы угадали с программой! — весело воскликнул «человек в окне» и хлопнул в ладоши. — Мы благодарим за выступление господина козла, но теперь нам бы хотелось послушать мистера волка…
Прожектор погас, и всё снова погрузилось во тьму. Даже свеча куда-то пропала.
— Саваоф Теодорович?.. — прошептала Ева, оглядываясь по сторонам. Всё было тихо.
— Его здесь нет, — ответил из темноты чей-то низкий, на первый взгляд добродушный голос. — Не ищи его, это бесполезно: он растворяется в темноте. Он и есть тьма.
