узнаешь. В своё время. А вот почему ваш Круг не стал искать причину исчезновений? Что ваша набольшая? Замыкающая Круг? Госпожа Ринрайт Пожирающая Пламя? Верховная ведьма?
Об этом не толкуют на высоте в добрую тысячу футов над Паучьим лесом, но...
Кстати, прозвища Бри, её ведьмовского имени я так и не знаю.
— Круг искал. И нашёл. Только нам, младшим ведьмам, ничего не сказал, просто запретил туда летать. Там, дескать, Аномалия. Не суйтесь в те края, и всё будет хорошо.
Она явственно дрожит, и я осторожно обнимаю её за талию.
— Тебе кто-нибудь говорил, что у тебя волосы цвета весенней зари?
Бри оборачивается, губки немедля растягиваются в улыбке.
— Что, правда? — осведомляется она кокетливо, обеими руками взбивая огненные свои кудри. Помело летит само по себе, потом резко проваливается вниз, так, что у меня вырывается глухое рычание.
— Черенок держи как следует! Правь, куда надо! А то и вправду к паукам залетим!..
Чаща остаётся позади, мелькает узкая лента реки Паутинки, и я командую снижаться.
— А что теперь? — интересуется Бри, глядя, как я, кряхтя (попробуйте-ка просидеть на черенке метлы столько, сколько просидел я!), достаю из мешка ингредиенты.
— Следи за пауками. Они могут и речку переплыть.
Бри вздрагивает и поспешно берёт помело наизготовку.
Я не задаюсь вопросом, почему я здесь и чем это всё кончится. Это Бри. Рыжая легкомысленная Бри, что, небрежно бросив чары, пляшет под полной луной на вершинах древнего леса (куда ещё не добрались пауки). Бри, которой лучше всего удаются наговоры на поиск суженых, на отваживание соперниц и на лёгкую беременность — притом, что она сама по-настоящему замужем никогда не была и детей, само собой, не имела.
Это Бри, и я научился со сдержанным смехом говорить с ней о её многочисленных воздыхателях, ухажёрах и даже любовниках. И хотя я вроде как тоже могу в них числиться, глубоко внутри я знаю — по-настоящему она не моя. Она может засыпать у меня на плече, может целовать меня, быть ко мне привязанной и даже по-своему, наверное, любить — но она не моя.
Когда-то эта мысль самым настоящим образом вгоняла мне тупой кол в печень, и я не мог избавиться от этого ощущения, никакие чары не работали.
— Ну как? Ты скоро?
— Я кому сказал за лесом следить? Знаешь, что пауки делают с такими, как ты?
Она хихикает, прикрывая ладошкой рот. С чего б такая игривость?
— Принуждают к интиму?
— Тьфу на тебя, рыжая. У кого избушку угнали, у тебя или у меня?.. Вот и не мешай, раз у тебя.
Прошлый раз заклятье не удалось. Но, если я прав в догадках, кем же на самом деле окажется этот «тёмный эльф», то здесь, по пути к Чёрной горе, где по сей день пропадают неосторожные или слишком в себе уверенные ведьмы, чары должны сработать.
Бри наблюдает за моими манипуляциями. На тот берег Паутинки, само собой, не глядит. Вернее, кидает туда взгляд время от времени.
А я опять расписываю формулы, считаю и вычисляю. Орудую циркулем и линейкой. Достаю маленький бронзовый приборчик, раздвижной квадрант с подвижными бегунками, им будем строить квадратриссу, а потом с её помощью решим квадратуру круга.
Бри, похоже, начинает скучать. И верно — осенний день, сыро, солнце в тучах, того и гляди опять начнётся дождь. Прохладно, а мы не разводим костра.
— За лесом следи!
Но Бри это уже надоело. Из чащи никто не появляется, пауки уже запасли, видать, достаточно на зиму, чтобы лениться и не выходить на охоту.
— Ив, так что же…
Я аккуратно двигаю бронзовые бегунки, острие чертит нужную мне кривую. И я… теряю бдительность.
Не замечаю, как исчезают все звуки, как наваливается ватная тишина; а потом Бри, вдруг взвизгнув, хватает помело и стремглав взлетает ввысь, а я слышу только шипение извергаемого ядовитого дыхания. Я уже знаю, кто пожаловал, но не успеваю ни удивиться, ни что-либо предпринять.
Ламия успевает первой. А я цепенею и, как водится, проваливаюсь в беспамятство.
Только потому, что я колдун, мне удаётся открыть глаза. Естественный иммунитет срабатывает, помогая справиться с отравой.
Я пытаюсь не соскользнуть в чёрное отчаяние. Это единственное, что даст шанс выжить; испугаешься, впадёшь в оцепенение, ужас погасит последние остатки воли.
Пещера ламии, надо сказать, аккуратна, чиста и даже уютна. Высокий деревянный стол, низкие и длинные ложа, по стенам полки с утварью, висят кожаные занавесы.
Я не хочу думать, из чьей кожи они сделаны.
Под лопатками моими — жёсткие доски. Не могу пошевелить ни рукой, ни ногой, яд ламии парализует сразу и надолго, не угрожая, однако, жизненным функциям. Дышать жертва может, моргать тоже, но не более того, и это в лучшем случае. Куда чаще пленник так и не приходит в себя.
И это, пожалуй, самая лучшая участь из возможных. Но я колдун, и я в сознании.
Змеиное тело слегка шуршит по каменному полу. Он здесь на удивление ровен, словно специально заглаживали.
Но хорошо хоть, что Бри спаслась. Ну, обойдётся без избушки какое-то время. Пусть бы заняла мою башню. Пусть бы это была она, кому всё достанется.
Колдуны могут творить сложные заклятия, изощрённые чары, но себя зачастую защитить не способны. В отличие от ведьм.
Нет, какое же счастье, что Бри ускользнула!
Странное дело, но мысль эта приносит неожиданное успокоение. Я не думаю, как глупо оно всё получилось, как обидно уходить таким вот образом. Главное — что у Бри хватило ума не вмешиваться, а сразу же рвануть вверх. Ядовитое дыхание ламии тяжелее воздуха, оно стелется по земле, затекает в дыры и норы, подобно воде, от него не спасёшься в логове.
Бри спаслась. Ну, а я не успел.
Тяжело в груди. Но это хотя бы не будет больно. Я знаю, для чего я ламии — сейчас, в эти осенние дни, перед тем, как ляжет снег и чудовище наглухо запечатает свою пещеру.
Зимой ламий можно не опасаться. А вот осенью…
Вновь шуршание змеиной чешуи. Ламия вдруг оказывается подле моего стола, и на меня в упор глядят огромные фиалковые глаза.
Лицо её нависает надо мной: прекрасное, соразмерное, с высокими скулами и глазищами, каких никогда не бывает ни у людей, ни у эльфов.
На ламии скромная серая хламида с красной окантовкой. Женский торс задрапирован вглухую, под горло, но никакая ткань не способна скрыть высокую соблазнительную грудь. Змеиный
