Глава I. Похищение
В дверь башни колотили.
– Ива-ан! Ну Ива-ан же! Открой, ну, пожалуйста! Откро-ой! Скорее, ну, скорее!
Так, это Брионни, узнаю голос моей подружки. Силы великие, что стряслось? Ливень такой на дворе!..
Брионни, или Бри – мой друг. Как теперь принято говорить, «друг с преимуществами». Мы соседи по нашему Лесу и порой, гм, оказываемся в одной постели. Как правило после того, как Бри угодит в очередную переделку.
Вернее, оказывались раньше.
Но мы с ней не пара и даже не любовники. Мы именно «друзья с преимуществами». Между нами всё уж очень странно выходит, одно слово. Меня всегда учили, что девушки (а ведьмы — в особенности) стремятся к «настоящим отношениям», постоянным, чтобы мужчина свой, чтобы дом — полная чаша, и даже из ведьм уходят, встретив суженого, но Бри сей постулат старательно опровергала. У неё время от времени заводились дружки-приятели, и про меня она забывала; однако проходило некоторое (не слишком большое) время, и она или оказывалась у меня на пороге, или посылала записочку с «приглашением на чаёк».
Правда, к себе в избушку она звала очень редко. «Чаёк» мы вкушали где-нибудь в приличном трактире, после чего отправлялись ко мне.
И я знал, почему.
Бри — ужасная неряха. Нет, одета всегда с иголочки, никаких тебе немытых волос или перекрученных чулок (не говоря уж о рваных). Но стоит оставить Бри на пять минут в одиночестве — и, вернувшись, вы обнаружите вокруг неё тот самый Хаос, первозданное начало. Книги будут валяться повсюду, включая пол, подушки попытаются изобразить из себя некое подобие фортеции, занавеска непременно окажется оборвана, какая-нибудь чашка — разбита; а сама Бри будет в это же время увлечённо вычерчивать какую-нибудь магическую схему. Беспорядка она попросту не замечает.
В общем, время от времени мы с Бри просыпались под одним одеялом. Просыпались так, словно это была самая естественная вещь на свете. Никто не смущался, не стеснялся, не краснел мучительно, пряча глаза.
И не задавался вопросом о будущем.
— Бри! — Нажимаю скрытый в стене рычаг, дверь башни распахивается. Не люблю магические замки. Сам их легко вскрываю на раз-два.
На улице лупит ливень, лужи грозят слиться в небольшое море, осенняя ночь наступает, задувает холодный ветер с гор, всё живое прячется кто куда, по норам, дуплам и логовам; а Бри — вот она, мокрая до нитки, в остроконечной своей ведьмовской шляпе с широкими полями, в чёрном плаще и чёрных же ботиках. Рыжие волосы намокли, липнут к щекам. В руках небольшой саквояжик тёмной кожи, рядом к стене прислонена её метла.
— Да входи же ты!.. Что стряслось, почему ты здесь?..
У неё стучат зубы. Ну, понятно, успела промёрзнуть; как бы не простудилась теперь. Ведьмы отлично умеют лечить многие хвори, кроме своих собственных. Тут нужна другая ведьма. Или колдун.
Дрожит, даже трясётся, стиснув кулачки. В камине у меня жарко пылает огонь, он всегда пылает — не могу без пламени, — но сейчас нужно что-то получше.
Стаскиваю с Бри плащ; скромное дорожное платье тоже мокро насквозь. Странно — она в ведь своём Лесу и не смогла отвести какой-то там дождик? Ну, или будем справедливы, сильный ливень, но всё равно, не должна ведьма скакать мокрой курицей.
Пламя в плите на кухне ревёт и мечется, закипает чайник, а я приношу сверху чистый махровый халат. Халат для Бри. Когда она остаётся у меня, всегда в него залезает.
Но сейчас она только стоит, глотая слёзы. Под ногами натекла уже изрядная лужа.
Делать нечего, беру её за руку, тащу в ванну. Идёт за мной, точно зомби.
Кипяток льётся и бурлит, вода быстро поднимается. Начинаю разувать Бри — на ней старомодные боты с загнутыми вверх носами и классические «ведьмовские» чулки — толстые, в оранжево-чёрную полоску.
Значит, была на каком-то их, ведьмовском, слёте. Небось на Брокене.
— Раздевайся, полезай, согреешься!
Бри трясётся и молчит. И только когда я начинаю расстёгивать на ней платье, приходит в себя и вяло отпихивается.
— Я сама… сама…
— Давай сама. Полежи в пене, пока я на стол накрою.
Поворачиваюсь к дверям и слышу:
— Нет, ты не уходи… только отвернись пока... я такая… растрёпанная…
Да уж, подруга, растрёпана ты основательно.
— Не смотрю, не бойся.
За спиной шуршит ткань, затем раздаётся негромкий всплеск.
— Ой, горячо!
— Тебе полезно. Сейчас привыкнешь.
Шипит моя пенная бомба, и Бри бормочет:
— Можешь смотреть…
Ведьма сидит по самые уши в облаке розоватых пузырей. Кажется, взгляд сделался поосмысленнее.
— Ну, выкладывай, дорогая. Что у тебя опять?
Хлюп-хлюп носом и отводит глаза.
— И… Избушку мою угнали…
Тут у меня самым натуральным образом отвисает челюсть. Такого у нас ещё не случалось.
— П-погоди. Твою избушку? Твой дом? На курногах? Манюню твою?
Опять шмыг-шмыг. Хлюп-хлюп. Виновато кивает, не глядя мне в глаза.
— Как её могли угнать? Это же невозможно! Она же только хозяйку послушает!
— Ы-ы-ы! — опять в слёзы.
— А Рашпиль где? Рашпиль куда смотрел?
Рашпиль — фамильяр Бри, здоровенный иссиня-черный котяра.
— Вместе с ним угнали...
— Ну вот это уже совсем невозможно!..
И тут Бри начинает рыдать уже в голос.
Расспросы поневоле приходится прекратить и какое-то время просто утешать, проговаривая терапевтические фразы:
— Ну ладно тебе, ну, ничего… отыщем мы твою Манюню, непременно отыщем! Не иголка в стоге сена, а и иголки, как ты помнишь, случалось отыскивать!
Наконец несколько успокаивается. Тем более, что иголку ту в стоге я и впрямь нашёл.
Ещё какое-то время мы просто сидим, и я держу руку на гладком плече Бри.
Вода постепенно остывает. Бри, кажется, несколько пришла в себя, начинает шевелиться.
— Ну, согрелась? Давай вылезать, у меня там всё уже выкипело, небось.
Чайник мой никогда не может выкипеть, молоко — убежать, а картошка — пригореть. Колдун я, в конце концов, или нет?
Какое-то время спустя мы сидим у камина, Бри забралась с ногами в кресло, завернулась в халат, держит в руках огромную кружку дымящегося травяного чая.
— Так, может, расскажешь, наконец, в чём дело?
Бри вздыхает и нехотя кивает.
— И-иван… Ив… тут такое… такая… в общем, ужасный ужас… — мямлит.
— Бри, да говори уже толком! — начинаю терять терпение.
