вынуждена вернуться в 1117 г. на Сицилию. Но юный граф Рожер вовсе не считал свои права на Иерусалимский престол обесцененными и вскоре затеял активную борьбу за спорную корону22.
Допускалось наследование по женской линии и в Испании. Например, такая величественная фигура, как Изабелла Католичка (1474-1504) была объявлена в 1468 г. наследницей Кастильского престола, а в 1474 г. стала королевой Кастилии после смерти своего единокровного брата Энрике IV (1454-1474). Интересно, что порядок наследования престола был определен не древним законом или обычаем, а непосредственно королем Хуаном II (1406-1454) в его завещании23.
В Португалии, после того, как король Санчо II (1223-1247) был лишен власти, новым венценосцем стал Афонсу III (1248-1279), ссылавшийся на династические права своей жены, графини Матильды де Даммартен (1202-1259), королевы-консорт в период с 1248-1253 гг.
V
Но и с преемственностью власти по мужской (сыновней) линии все обстояло не так однозначно, как это иногда кажется. Как известно, наследование является лишь одним из видов преемственности власти24. И даже наследование «по крови», как показывает многовековая практика, вовсе не предполагало в автоматическом режиме передачу власти старшему из сыновей. Правящий монарх обычно останавливал свой выбор на отпрыске, демонстрирующем превосходные личные качества, а также на том, кто рожден «в пурпуре», вовсе игнорируя принцип старшинства25. Более того, история многократно демонстрирует нам картины передачи власти вообще посторонним людям, не связанным с монархом никаким родством. Приведем несколько типичных примеров.
Умирающий герой Византии император Иоанн II Комнин (1122-1143) неожиданно для всех объявил на смертном одре, что передает власть не старшему сыну Исааку, а младшему, Мануилу I (1143-1180). Сравнив для обоснования своего выбора в присутствии армии характеры обоих сыновей, царь подытожил: «Итак, примите этого юношу как царя, и Богом помазанного, и по моему избранию вступающему на престол»26.
После того, как царевич Андроник отказался выкупать своего отца Иоанна V Палеолога (1341-1376; 1379-1391) из венецианского плена, василевс назначил своим преемником другого сына – будущего императора св. Мануила II Палеолога (1391-1425). Оскорбленный старший сын организовал два заговора, второй из которых был удачным, и вскоре короновался под именем Андроника IV Палеолога (1376-1379) вместе со своим сыном Иоанном VII Палеологом (1377-1390). Впоследствии наступило примирение, и Андроник вновь был объявлен наследником престола. Но после его смерти царем стал св. Мануил27.
Император Андроник II Палеолог (1282-1328) задолго до смерти наметил передачу власти внуку Андронику III Младшему (1328-1341), а права на трон сына царя от первого брака – Константина практически не учитывались28.
Василевс мог передать власть не старшему сыну и даже вообще не сыну, а дальнему родственнику или постороннему человеку. Так, например, поступил Исаак I Комнин (1057-1059), назвавший своим преемником не сына, а Константина X Дуку (1059-1067)29.
Царь Феодосий III (715-717) передал императорский венец Льву III Исавру (717-741)30. Хотя и вынужденно, но тем не менее Михаил I Рангаве (811-813) отрекся от трона в пользу совершенно постороннего для себя с точки зрения родства человека – Льва V Армянина (813-820).
Хрестоматийный пример косвенного династического родства явило соправление Андроника I (1083-1085) и юного Алексея II Комнина (1080-1083), когда общество во имя «общего блага» согласилось признать дядю царственного мальчика полноправным императором. Зато Михаил VIII Палеолог (1261-1282), ставший соправителем малолетнего Иоанна IV Ласкариса (1258-1261), был выдвинут по своим личным качествам. Он приходился лишь дальним родственником правящей династии Ласкаридов, каковых в то время насчитывалось немало.
Иоанн VI Кантакузен (1347-1354) вообще не являлся родственником царя Андроника III Палеолога (1328-1341), но по «праву духовного родства» с покойным василевсом он считался вполне легитимным преемником его власти. При условии, конечно, сохранения права на царство юного Иоанна V Палеолога (1341-1391), сына своего царственного друга и покровителя.
Когда императорский трон захватил Никифор III Вотаниат (1078-1081), Алексей I Комнин (1081-1118), посчитав, что нарушены законные права наследника – юного Константина Порфирородного, брата свергнутого царя Михаила VII Дуки Парапинака (1067-1078), предложил Никифору признать Константина соправителем, а по достижении совершеннолетия передать тому единоличную власть31. Согласимся, едва ли возможно усмотреть в этой конструкции наследственное преемство «по крови».
Такие прецеденты имели место, разумеется, не только в Византии. После кончины св. Феодора Иоанновича (1584-1598) легитимация власти одного из претендентов на престол Бориса Годунова (1598-1605) основывалась на нескольких непрямых нюансах, каждый из которых сам по себе мало что значил: родстве с царской семье через сестру Ирину (1598), церковном поминовении по его распоряжению вдовой царицы на Ектенье, как свидетельство заботы о ней (что, напротив, вызвало глухой ропот недовольства в силу беспрецедентности), а также специально подобранных исторических примеров безродности многих великих царей у других народов, и ссылке самого претендента на несуществующую грамоту Иоанна Грозного (1547-1584), который-де незадолго до своей смерти поручил его заботам сына, невестку и царство. Интересно, что грамота об избрании Годунова по инициативе патриарха св. Иова (1586-2589) была вложена в раку с мощами св. Петра (память 24 августа), митрополита Московского, как важный сакральный жест зашиты соборного решения32.
Кратко остановимся на практике государств, не принадлежащих к христианскому вероисповеданию. В частности, по праву Золотой Орды, наследником Великого хана становился его сын или внук по мужской линии. Однако вопрос преемственности крови имел здесь качественно иную основу – небесное покровительство Чингиз-хану (1206-1227), харизму самого Чингиз-хана и его семейства, божественное благоволение по отношению к ним, что выражалось в очевидных для всех военных успехах и мирном строительстве, избрание хана на курултае (народном собрании), и, если речь шла о хане одного из улусов, – утверждение его в должности Великим ханом. После принятия монголами Ислама фраза «благоденствие великого пламени» была естественным образом перефразирована в титулатуре на выражение «Предвечного Бога силой», все остальное осталось, как прежде.
Как следствие, род Чингиз-хана в течение нескольких веков продолжал считаться единственной колыбелью, из которой монголы получали нового Великого хана и ханов улусов. Даже могущественнейшие временщики типа Мамая (1335-1380) или Едигея (1352-1419) не смели заявлять свои права на ханский престол, поскольку не принадлежали к роду Чингиз-хана. Следует отметить, что все потомки Чингиз-хана, равно как и его сыновей в улусах, обладали равными правам на власть. Поэтому признание подданных получали более удачливые и сильные, которые, однако, не спешили объявлять низверженных противников узурпаторами, и решения свернутых правителей продолжали сохранять свою законную силу даже в годы правления их более удачливых преемников33.
VI
Игнорировался принцип легальности
