— Расшифровывается очень поэтично «Через реки, горы и долины», — задорным голосом продолжала вещать ведущая. — Вот уже десять лет, как участники клуба, юные пионеры ходят в походы по Ставропольскому краю, где их учат ставить палатки, разводить костер и готовить на нем еду. А руководит этим замечательным клубом мастер спорта по горному туризму Сливко Анатолий Емельянович. Товарищ Сливко является членом коммунистической партии с 1973 года…
Возле самой двери я остановился и словно завис, пытаясь выудить из памяти что-то глубоко в ней засевшее.
— Сливко, Сливко, — проговаривал я, начав расхаживать по кабинету. — Маньяк! — я резко остановился.
Точно! Мы же изучали на криминологии серийные убийства и психологию лиц их совершающих. И Сливко был одним из наших учебных пособий, наряду с Чикатилой. Но последний вроде бы в восьмидесятых начал резвиться, хотя была версия, что более ранние его преступления просто не смогли доказать.
И что мне с этим знанием делать? Поделиться с кем-то или самому отрабатывать? Вот только законных оснований влезть в расследования убийств у меня не было. А Чикатило вообще, наверно, еще не открыл свой кровавый счет. И служу я не в Ставрополе, где живет Сливко и не в прокуратуре.
Вот черт. Я вновь принялся наматывать круги по кабинету.
Сгонять что ли в Ставрополь? Хотя Сливко вроде не из столицы края. Впрочем, узнать его местожительство не проблема. Больше волнует, как я объясню местным правоохранителям свои знания. И как их убедить провести у него обыск и найти видеоматериалы, которые маньяк наснимал за десять лет истязаний и убийств? Прикинуться случайным свидетелем его зверств тоже не выход. Я банально не знаю точных дат совершения им преступлений.
Неожиданно заработала громкая связь, следственно-оперативную группу вызвали на кражу и мысли о маньяках пришлось отложить.
То, что дело сильно запутано, я понял, как только мы прибыли по адресу. На первый взгляд ничего необычного комунальная квартира, куда мы вошли, в себе не таила. Но так думалось ровно до того момента, как старуха, что нас вызвала не подвела к своей комнате.
Мы со Скворцовым и экспертом-криминалистом Котляр в недоумении уставились на дверную ручку, что была опутана тонкой веревкой.
— Это что? — первой спросила о непонятном Инна.
— Это веревка, — охотна пояснила старуха-божий одуванчик. Маленького роста, сгорбленная, с морщинистым лицом и седыми волосами под головным платком. Кроме цветастого платка на ней был старый потертый плащ. Опиралась Лукерья Матвеевна Прошкина на тросточку, а на пол возле ее комнаты был сгружена заполненная продуктами холщовая сумка.
— Вернулась я, значит, из магазина, — принялась она объяснять дребезжащим от старости голосом, — а узелков-то не десять, а всего восемь! — посмотрела она на нас расстроенно. — Я давно Катьку подозреваю, что та у меня вещи ворует, — старушка обвинительно качнула тростью в сторону соседской двери.
Та мгновенно открылась и на пороге материлизовалась дородная женщина лет пятидесяти с накрученными на бигуди волосами и в домашнем, до самых тапок, халате.
— Да что вы случайте эту ненормальную?! Она уже всех замучила с этими узелками! Вы у участкового нашего спросите, сколько раз он с ней их пересчитывал. Уходит — завяжет, приходит — считает. Жизни совсем от нее не стало! — последнее соседка уже кричала.
— Узелки я завязываю, чтобы точно знать, лазила ты в мою комнату или нет! Вот сегодня я завязала десять, а пришла — узелков восемь. Значит лазала! Чего украла, говори!
— Ничего я у тебя, ненормальная, не крала! — выпучив глаза, закричала соседка.
— Товарищи милиционеры сейчас разберутся! — в ответ победно крикнула старуха.
А мы втроем стояли и хлопали глазами, смотря на эту перепалку.
— Лукерья Матвеевна, что у вас пропало? — вспомнил я о том, зачем мы сюда приехали.
— Так я, милок, не знаю, — неподдельно удивилась старуха моему вопросу.
— Вы позвонили в милицию и заявили о краже, — терпеливо напомнил я ей.
— Да, звонила, — и не подумала она отпираться. — Я же вам объясняю, — посетовала старуха на нашу несообразительность, — когда я уходила, завязала десять узелков, а пришла — их уже восемь! А значит в комнату опять эта прошмандовка лазала! — потерпевшая ткнула в сторону соседки основанием клюки.
— По-моему она не в себе, — к моему уху наклонился Скворцов.
А то я не вижу. Но просто так уйти тоже не могу.
— Лукерья Матвеевна, открывайте дверь. Будем устанавливать, была ли кража, — не обращая внимания на вытянутые лица коллег, попросил я старуху.
Да, я тоже не в восторге от того, что вместо разоблачения маньяков, должен какими-то узлами на веревках заниматься. Но, если начал, то надо доводить дело до конца.
Провозившись с мифической кражей больше часа, мы наконец покинули нехорошую квартиру и вышли во внутренний двор, где царила вечерняя тишина. Еще бы куривший рядом с машиной сержант Крапивин не загрязнял воздух, было бы совсем умиротворяюще.
Заработавшая рация прервала короткий отдых, и пришлось возвращаться к работе.
— Какая баба? Ничего не понял, — водитель пытался дознаться до сути сообщения. — Голая? По улице бегает? Ну а мы тут при чем? Патрульных к ней посылай. Ясно. Едем, — Крапивин матюкнулся, но уже не в прямой эфир, — Все машины заняты, а мы ближе всех, — огласил он нам результат переговоров с дежурной часть.
— Ну хоть на голую бабу посмотрим, — отозвался с заднего сидения Скворцов.
— Ага, больше с этой гребанной работой голых баб и увидеть негде, — поддержал его хохотом Крапивин.
— Ты же женат, — напомнила ему Котляр.
— Жена с крохой к теще уехала. Сказала, что ноги ее в этой общаге больше не будет. Так что мне кровь из носа надо малосемейку получить. А то буду как Скворцов каждой голой бабе радоваться, — вновь заржал сержант.
Котляр, поморщив носик, уставилась в окно.
Минут через пять мы увидели, ту, что искали. В глубине квартала из пятиэтажек по второстепенной дороге бежала девушка. Преследующие ее двое парней, играя с жертвой, то и дело хватали ее за руки, дергали за косу, пихали в спину, от чего девушка спотыкалась, но упорно двигалась вперед. Абсолютно голой она не была. Но не считать же за полноценную одежду разодранный свитер. Обувь у нее и вовсе отсутствовала, и по стылому асфальту она бежала в носках.
Позади странной процессии на малой скорости ехали белые жигули, светили фарами и время от времени подавали сигналы.
Откуда-то с обочины раздавались возмущенные женские крики, но из-за темноты самих женщин, что требовали прекратить безобразие, видно не было.
— Они что охренели? — Крапивин резко затормозил, а мы со Скворцовым выпрыгнули из автомобиля.
— Милиция, всем стоять! — Вадим двинул странному трио наперерез.
