от меня — новенький айфон. Длинный, тонкий, стильный. Прямо как парень, у которого он в руках. Он листает профили девчонок. Некоторых я знаю.
Слева — новый андроид. Блестящий и яркий. И девочка, которая его держит, даже не пытается его спрятать. Весь класс таращится в телефоны. Никому ни до чего нет дела.
Перед нами сидит мистер Рэли. Прямо сейчас рассказывает об однодольных или двудольных. На большом экране — изображения листьев. Я не особо слежу, что там он говорит, но знаю, что он поглядывает на треснувший экран своего старого айфона, когда смотрит себе на коленку, хмурится или улыбается.
У меня в кармане безымянное подобие телефона. С летних каникул даже минуты нормально не показывает. Работает, только когда есть вайфай, но, наверное, школа знает: будь здесь вайфай, все не вылезали бы из чатов и ютьюба. И все-таки я ставлю заряжать его на ночь, чтобы маленькой кривой камерой хоть что-то фотографировать и хоть как-то следить за временем. Когда я хочу, чтобы меня никто не трогал, я вытаскиваю его из кармана и делаю вид, что пишу сообщение. У меня заготовлен набор смешных и злобных отговорок на случай, если кто-то спросит мой номер. Мне не звонят.
Пестики, тычинки, чашелистики. Я открываю в телефоне папку с фотографиями и просматриваю последние, с прошлой недели. Где мы с Кристи едим картошку фри в кафешке «Джек в коробке» рядом со школой. Кристи принимают за старшеклассницу, а меня — хоть я и на год старше — нет. Такова жизнь.
Размытый снимок жимолости крупным планом, потом — розы. Цветы напоминают мне, что иногда надо поднимать голову и смотреть на мистера Рэли. Как раз вовремя, потому что он смотрит прямо на меня.
— Лейла?
Понятия не имею, о чем он сейчас:
— Простите, какой вопрос?
Одной рукой выключаю телефон и медленно кладу в карман.
Рэли вздыхает:
— Как называется эта округлая часть цветка на слайде?
На секунду бросаю взгляд на экран. Перевожу взгляд на учителя:
— Чашечка.
— Верно. Спасибо. Постарайся не отвлекаться.
Я краснею. Айфон справа исчез. Андроид слева даже не дрогнул.
Я задерживаюсь после урока. Рэли — отличный парень, и мне неловко перед ним.
— Простите, что отвлеклась, мистер Рэли. Я читаю все, что положено, и делаю домашнюю работу. Просто замечталась.
Он улыбается своей коленке.
— Ладно, увидимся позже, — говорю я, делая шаг к двери.
Когда я поворачиваюсь, он приходит в себя:
— Эй, Лейла. Вернись. Извини, нужно было кое-что проверить. Так что ты хотела? Почему тебя не было два дня на прошлой неделе? У тебя все хорошо?
На его лице выражение вежливой озабоченности. Я узна́ю это выражение где угодно — это значит, что взрослый беспокоится, но не может ничем помочь.
— Все нормально. Просто болела. Но я все равно сдала тест в пятницу на пять, так что не страшно.
— Да, думаю, не страшно. Но все-таки ты…
Боже, перестань на меня смотреть. Пожалуйста, не замечай, что я обмотала туфли скотчем и что мои джинсы уже месяц не стираны. Пожалуйста, скажи, что я нарочно уродую себя этой рубашкой, а не случайно так вышло. Пожалуйста, даже не смотри на мои волосы.
Я уставилась в пол.
— Все в порядке? — У него слишком добрый и мягкий голос.
Мой ответ готов, он всегда готов, можно даже не спрашивать и не задумываться.
— Да, все отлично.
Он пытается заглянуть мне в глаза, но я не могу на него смотреть.
— Знаешь, я ни разу не видел твою маму, — говорит Рэли. — Она никогда не ходит на родительские собрания. Подписала документы, чтобы тебя зачислили в класс с углубленным изучением предметов, и все. А так я даже ни одного электронного письма от нее не получал.
Она подписала это, как подписывала и все остальные наши документы еще с того времени, как Энди пошел в детский сад, — моей рукой. Мне что, еще и письма учителям за нее писать? Другие родители пишут? И о чем они спрашивают?
— Она просто все время работает, мистер Рэли. Ей не до этого.
Он наклоняет голову под таким углом, что его огромный нос кажется еще больше. Его черные глаза смотрят в мои, и снова это выражение обеспокоенности и закрадывающейся жалости. Если бы я, как кальмар, могла выстрелить чернилами из своей железы и уплыть, я бы так и сделала.
— Ладно. Только обязательно дай знать, если я могу чем-нибудь…
Где-то раздается виброзвонок, и он снова хмурится на свои коленки.
— Как скажете, мистер Рэли.
Наконец-то я могу сбежать.
Обед
Обед Кристи меня просто убивает. Убивает каждый день, так что я уже как минимум тысячу раз умирала от голода.
Обед ей собирает мама, и он больше похож на рекламу в журнале, чем на настоящую еду. Сегодня это бенто-ланч — коробочка с бурым рисом и креветками, розовыми, просто идеальными. В одном маленьком отделении салат из морской капусты, в другом — дольки апельсина. Еще у нее с собой пакетик чипсов из капусты кейл, правда, он не уместился в коробочку.
Кристи съедает чуть-чуть риса с креветками — и выкидывает все из коробки в мусорный бак. Она даже не притронется к салату из морской капусты, потому что он застревает в брекетах. Так что в помойку его. Сейчас она съест все кейловые чипсы, повторяя, что только они ей и нравятся.
— Из всего, что эта стерва мне кладет, чипсы — единственное, что можно есть. Хрум, хрум, хрум.
Сегодня школьный обед — это спагетти, посыпанные сыром, похожим на перхоть. Консервированные персики в качестве десерта и пакет молока. Каждый день я изо всех сил пытаюсь жевать медленно, изображая безразличие. Посмотрев, как Кристи жахнула ланч-бокс с чудесным обедом в урну, я понимаю, что сегодня, старайся не старайся, у меня не выйдет.
— Как думаешь, я нравлюсь Эмерсону? — Она поглядывает на Эмерсона Беркли, смахивающего на гота-красавчика. Он сидит в другом конце столовой. Как всегда, с книгой.
— Может быть. Помнишь, тогда, на геометрии, ему показался очень смешным твой комикс.
Я ем спагетти, а сама думаю о ее салате из морской капусты.
Кристи корчит гримаску:
— Это было чуть ли не год назад. Я уже и не рисую.
— Да, но ты должна рисовать.
Теперь я гляжу на Эмерсона, на его черную куртку, черную кожу, черные волосы и черную подводку для глаз. Он похож на рок-звезду, из тех, что легко приютит собаку без лапы.
— Что?
Я снова перевожу взгляд на Кристи. Ее распирает от злости. Почему — не понимаю.
