class="p1">Залетая внутрь, я не выдерживаю и блюю в раковину. Спазмы в желудке не дают мне покоя. Я позволяю себе как следует очистить кишечник, завывая и скуля полусогнутый над этой ёбанной раковиной.
Только после этого я задираю башку, сталкиваясь взглядом с девчонкой в отражении зеркала.
Это тощая бледная поганка в очках. Вообще ничё особенного, мы таких в школе задирали. А девчонки вообще таким, как эта очкастая, тёмную устраивали, чтоб те жизни нюхнули.
Я часто моргаю, притягивая руку к своей роже, и хватаюсь руками за то, что щекочет мне лицо.
Очки в отражении смещаются девушке на лоб, а у меня резко ухудшается зрение.
Я возвращаю всё как было. Надеваю эти ебучие очки обратно на переносицу, продолжая молча глядеть в зеркало.
— Ты кто… — Звонкий женский голос вырывается из моей пасти вместо привычного баса курильщика. — Нахуй… — Я вдыхаю побольше воздуха, опуская ладонь себе на грудь. Она оказывается необычайно мягкой. И в паху я больше не чувствую того привычного натяжения. Там всё между ног проветривается. Как в две тысячи пятом, когда батя с матей возили меня на море и не парились с купальным нарядом.Я обхватываю лицо в отражении зеркала руками и медленно выдыхаю.
Затем вдыхаю ещё раз, только нервно, и ору как резанный:
— Какого хуя?!
Глава 2. Валерка Рыков
Верно мать говорила, алкоголь — не зло, а ловушка дьявола. Почти как доступная симпатичная тёлка с ЗПП. Достаточно рискнуть однажды, чтобы жалеть об этом остаток жизни.
Я натягиваю на себя что-то мешковатое, а из мешковатого в доме валялась только здоровая толстовка и затёртые спортивки. Мне жутко стрёмно во всём этом.На всякий случай я накидываю капюшон и очки надвигаю как можно глубже на переносицу. Я бы предпочёл идти вообще без них, но без них я нихуя не вижу.
В таком виде я выперся на улицу.
Нагроможденные всюду бетонные высотки и кипящая жизнь припечатывает меня к стене панельного дома. На всю улицу гудит клаксон авто, кто-то с кем-то рамсит на ходу, по улицам рассекают электросамокатчики, скейтбордисты, и другая мистическая дичь большого города.От суеты становится дурно.
Я забегаю в магаз, достаю первое попавшееся под руку пиво из холодоса и подхожу к кассе.
— Паспорт, — цокнула тётка с другой стороны стойки.
Я пялюсь на неё так, будто она полоумная. И действительно считаю её таковой, пока терплю снисходительный взгляд.Немного погодя всё же продираю голос:
— Да ты чё? — и доброжелательно обнажаю зубы.
Она стоит в одной позе очень долго. Глядит на меня сверху вниз уставшим взглядом. И только когда эта жаба подхватывает мою бутылку и прячет под прилавок с невозмутимым видом, я догоняю.
Больше я не Валера. Рыжая тощая сучка ростом, дай Бог, метр пятьдесят. Хотя это всё ещё кажется мне каким-то алкогольным приходом.Ну честное слово — такое дерьмо происходит только в турецких сериалах, которые любила посматривать маман, или в этих идиотских азиатских комиксах, на которые подсела половина девчонок в седьмом классе. Но не с пацаном, выросшим в Муторае.
— Продай, пожалуйста, — меняю тактику я, сбросив с себя капюшон. — Мне двадцать один, отвечаю.
— Паспорт, — по слогам повторяет женщина.
Я отчаиваюсь и складываю руки как во время молитвы. Трясу по-идиотски ладонями в воздухе, надеясь, что сработает.
— Войди ты в положение, ёбанный в рот, я в бабском теле! Прояви солидарность, курица!
— Вон дверь, — продавщица тычет наманекюренным пальцем куда-то мне за спину. — Катись отсюда.
Я начинаю злиться. Сквозь зубы цежу:
— Пошла на хуй. — И резко разворачиваюсь, врезаясь в незнакомого типа. Им оказался пацан в полосатой панаме, что выше меня на целую голову.
Он жутко улыбается и говорит:
— Девушке лучше не выражаться.
— И ты на хуй пошёл, — я рявкаю и двигаю дальше, задевая его плечом.
Дохуя умные здесь все. Меня это бесит до усрачки.
Выйдя на улицу, я, как зверь, озираюсь по сторонам в поисках подходящей жертвы.Мне дунуть надо позарез, а лучше дунуть и выпить, а лучше всё это вместе в привычном теле. Но пока я хотя бы не дуну, подумать не получится.
Обнаружив свою цель, я бросаюсь к какому-то таджику и преграждаю ему путь.
— Чувак, — начинаю я, а сам слышу, какой у меня предательски хилый голос. Страху не внушить, не нагнать, ни черта не могу. Только руку протянуть и брови нахмурить. — Стрельни сигу, а?
Азиат окидывает меня ошарашенным взглядом и медленно достаёт свою пачку, не переставая пялиться.
— А чего одна? — говорит тот и вдруг улыбается. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не послать его к уже посланным гражданам. У меня нервы не железные и терпение на нуле, а тощая рука предательски трясётся. Но таджик наконец-то протягивает мне всё необходимое, и я без раздумий вынимаю сразу три сигареты из его пачки. — Как тебя зовут? — расспрашивает несчастный, совсем не уловивший моего молчаливого намёка.
— Валера, — я стараюсь придать своему голосу как можно больше металла. — Мы где?
— В каком смысле?
— Это чё за город? — нервно поясняю я.
— Москва.
Я киваю башкой несколько раз подряд, после чего драпаю с места. Общаться с представителем Азии у меня нет желания. Хотя он оказался самым полезным из всех тех, с кем мне уже довелось столкнуться.
Огонька я стреляю у другого прохожего.
Сидя на ступеньке под падиком, я наконец-то затягиваюсь, и… становится только хуже. Башка кружится уже на третьей затяжке.
Полный разочарований, я отшвыриваю бычок и пихаю руки в карманы толстовки. Там я нахожу кошелёк.В кошельке пару тысяч рублей, фотка какой-то тётки (я предполагаю, что это мать сучки, в которой я оказался). Я зарываюсь глубже в кошелёк и обнаруживаю там права.
Эта находка сослужила мне хорошую службу. Теперь я знаю, что девку зовут Валерия. Удивительное совпадение. Я даже начинаю думать, что это нихера не совпадение, а какой-то реальный стёб. Но больше, чем то, что Валерия моя тёзка, меня впечатлило не это. Оказывается, Валерии двадцать пять лет. То есть это полудохлое тело с дряблыми мышцами, обожравшееся витаминами и никогда не державшее сигу в руках, старше, чем я. Мне становится смешно, и я позволяю себе заржать.
Прохожие ускоряют шаг,
