на ушко:
— Ты храбрая девочка, Амара, но, если тебе больно, не нужно держать все в себе… Нежный поцелуй в макушку. Крепкие объятия матери и такой родной ее запах. И взгляд: ярко-синих глаз отца с веером морщинок в уголках, причиной которых были улыбка и смех.
Что бы я отдала за этот момент? Все.
Сидя на коленях у матери, сжимая руками свои колени, смотрела на высокую статную фигуру своего отца, я всегда видела в нем какое-то величие, что-то непостижимое моему взгляду, что-то, что я не могла рассмотреть… Но он был обычным мужчиной — лекарем в нашем городке.
— Посмотри на нее, Дэя, — показывал на мое перепачканное от грязи лицо и сжатые губы, с распухшими от слез глазами, что жгли своим напором, пытаясь вырваться наружу, но я не давала и капельке пролиться сейчас. Не перед родителями. Не перед друзьями. Тогда, когда все уйдут. Там. На вершине песчаного бархана, где когда-то цвело миндальное дерево, усыпанное белыми цветами, сейчас же… безжизненный иссохший ствол, с сухими трескучими от ветра ветками. В этом месте я дам волю своим чувствам. Танец под звуки ветра и поющих барханов, под яростный стук своего сердца, отпущу свои чувства и дам пролиться горьким слезам за все обиды и злость.
— Вот видишь, ни одной слезинки, — засмеялся отец. Наклонился ко мне, аккуратно поднимая мое лицо, держа за подбородок, серьезно посмотрел на меня и впечатал в мое сердце навечно эти слова: — Ты храбрая и сильная девочка, наступит время, и ты станешь великой женщиной, оружием твоим будет твой язык и ум. А сейчас дерись.
Снова теплый смех. Только гордость за меня, отражалась в его глазах.
— Чему ты учишь ее! — возмущенно упрекнула мать отца. — Она подралась с эрном- мальчишкой!
Отец рассмеялся.
— Дея, тебе пора понять, она же как волчонок. Порвет любого за свою семью.
— Но не за старшего брата, да еще и с мальчишкой! — продолжала возмущаться мать.
— Он сказал, что сделает его рабом, а если не согласится им стать, то убьет! — не удержалась от злости я.
— Амара, — покачала головой она, сильнее прижимая к своей груди.
— Молодец! — я бы тоже дал ему в глаз за такие слова. Семья — это всё, Амара.
— В кого она такая? — снова поцелуй в макушку и поглаживание ушибленного плеча, но об этом знаю только я, закусываю больно губу от неприятной ноющей боли в плече.
— Ты знаешь, в кого, — серьезно ответил отец.
В его взгляде отразилась на секунду печаль и тоска, а потом сменилась острой болью, словно лучисто-синие глаза в миг стали бесцветными. Только на миг.
Потом, чуть позже, этот взгляд застынет у меня навсегда в памяти. Черная площадь. Тела матери и отца, подвешенные на столбах. Поедающие их мертвую плоть стервятники, кружащие над ними. Облепленные мухами лица и этот взгляд, который преследует меня по ночам. Застывшие бесцветные глаза отца.
Я скучаю, отец.
Легкий порыв ветра, выдернул из воспоминаний, проскочившими размытыми пятнами перед глазами, оставляя меня с жестокой реальностью. Со смертью наедине.
Еще один шаг. Затем второй, туда, откуда не возвращаются. В самую бездну. Подняла глаза, чтобы встретиться с ней. Нависший в броске надо мной трэпт будто парил в воздухе, хищник снова взлетел еще выше и с силой кинулся прямо на меня с диким ревом, от которого завибрировало тело и разлетелись волосы по сторонам. Сбоку мелькнула тень грязно-серого цвета. Едва различила ее в темноте, небольшого размера трэпт. Рывком из песка вцепился в прыжке в черную морду зверя, откидывая его от меня. Спотыкаясь о рыхлый песок, быстро передвигаю ногами назад, чтобы в схватке хищники не зацепили меня. Не могу отвести глаза от гигантского черного трэпта, как с его, будто металлических чешуек скатываются мелкие золотистые песчинки, как переливается его кожа при свете луны. Борьба идет не на жизнь, а на смерть. В схватку вступил еще один трэпт, чуть больше другого, с ужасными бледно-желтыми глазами и дикой тошнотворной вонью из его пасти, от которой начинали слезиться глаза, а к горлу подкатывала тошнота. Словно бешеный пес, он набрасывался раз за разом, вгрызаясь в хвост черного трэпта. Пытаясь прокусить жесткую чешую острыми гнилыми клыками, впрыскивая яд в его тело. От происходящего, все внутри переворачивалось. Зверь взревел, стрелой метнувшись в ночное небо, мотая мордой, отбрасывая того, что вгрызся в глаз своими клыками, цепляясь в него мертвой хваткой. Трэпты, что атаковали хищника, походили на пустынных падальщиков, те, что не охотятся, а выжидают, пока добыча сама себя не изведет от изнуряющего пекла или смертельной раны в пустоши, затем раздирают ее на части, утягивая в глубь песков. Отвращение к двум тварям, жалость к созданию Древних…
Отбросив ненужные мысли, рванула к брату. Камаль лежал в тени без движения.
— Камаль… — позвала его, опускаясь на колени рядом с ним.
Грудная клетка медленно поднималась и опускалась. От облегчения, что он живой, потекли слезы. Размазывая их раненой ладонью по своим щекам, рука потянулась к его лицу, застывая над ним. Кровь. На нем будет запах моей крови. Сдернула ткань на бедре, перевязала одну ладонь, затем другую. До меня доносилось рычание, хруст сломанных костей, вибрация песков от силы ударов хищников. Под коленями дрожала земля. «Быстрее» — торопила себя, обматывая свои раны. Тыльной стороной руки, смахнула черные волосы с его бледного лица. Маска боли застыла на его лице. Мой старший брат. Судорожно соображая, как выбраться, осматриваю его тело. Крови не было. Не ранен. Выдохнула. Нужно подождать, когда очнется. Спрятать его, но где? Рядом был только песок, выжженные солнцем кусты и непроглядная темнота. Я стала засыпать его тело песком.
Утробное рычание за спиной…
— Нет, Древние… — трясущими руками наскоро засыпала серой пылью его тело, боясь не успеть. Времени нет. Быстрее, подгоняла себя. Тень дернулась за его головой. Еще одну уловила сбоку. Холодный пот стекал по спине от сумасшедшего страха, от смерти, что меня ждет. Даже с тем зверем, что был в несколько раз длиннее и больше, не чувствовала того страха, что парализовал сейчас мое тело. Только не рядом с братом. Он не должен видеть то, что останется от нее. Провела тыльной стороной ладони по его щеке, прикусив губу до металлического вкуса во рту. Никаких слез, Амара…
Прошептала ему:
— Ты выберешься. Да сберегут тебя Древние.
Посмотрела последний раз на его лицо, запоминая каждую его морщинку, что тревожила его в той тьме, с которой он сейчас боролся один. На его прямой нос и губы, что плотно
