Дождался вагона, попытался понять, кто его провожатые. Турки работают топорно, двоих он спалил. Под его пристальным взглядом они смутились.
Диктатура, однако. Профессионализму не способствует.
Выйдя внизу, он медленно пошел к пристани. Тут ловили рыбу, тут же ее жарили и продавали в разрезанной пополам булке. Народ ждал паром, чтобы перебраться в азиатскую часть Босфора. Моста через Босфор так пока и не было…
— Эфенди, вкусная рыба. Эфенди…
Англичанин остановился. Наглец держал его за рукав
— Сколько хочешь за свою рыбу?
— Всего три миллиона лир, эфенди[4].
— Что-то дорого, маленький разбойник
Мальчишка вдруг сунул англичанину булку с рыбой.
— Тогда бери бесплатно, эфенди… — негромко сказал он. — А вон на том пароме тебе и чая бесплатно нальют.
Англичанин пристально посмотрел на маленького зазывалу, потом пошел в направлении паромной пристани.
…
Турецкие паромы — неотъемлемая часть стамбульской жизни и мало в каком городе движение по воде такое же интенсивное, как здесь. Стамбул расположен на двух берегах Босфора, западный — это еще Европа, восточный — уже Азия. Город как бы расползался вдоль берегов на многие мили, карабкался на склоны босфорских холмов — и потому речные паромы были одним из самых быстрых и удобных способов добраться из одного конца города в другой, особенно с учетом того, что в городе не было метро. Сами турки пользовались паромами повседневно, набивались на маленькие старые кораблики до отказа, нижняя палуба была закрытой, верхняя — открытой. Пока едешь, можно поразмышлять, полюбоваться игрой солнца в волнах, посмотреть на чаек и дельфинов…
Англичанин заплатил за проезд полмиллиона лир, не спеша протиснулся к лестнице, поднялся на вторую палубу — там были длинные, деревянные скамьи, отполированные до блеска за многие годы. На той, что опоясывала палубу — сидел неприметный человек, похожий на итальянского актера Витторио Меццоджорно[5] из «Трех братьев». Глядя на этого человека, сложно было назвать его национальность и даже возраст — он был средним, а потому — почти безликим. Одет он был по-европейски, из турецкого на нем была только плотная кожаная куртка поверх пиджака.
— Чая, эфенди? — рядом возник официант, с подносом, на нем были парящие, маняще теплые грушевидной формы стаканчики с чаем.
Англичанин взял себе чая, подошел ближе.
— Я присяду?
— Ради Аллаха. Это место для всех.
Англичанин присел, держа в руке турецкий грушевидной формы стаканчик с яблочным чаем. Чай был горячий, он хорошо согревал на холодной верхней палубе. Дул ветер, над пароходиком вились назойливые чайки
— Хорошо согревает. А вы почему не пьете чай?
— Мне не холодно.
— Ну, да… русский медведь из Сибири.
— Я родился в Севастополе.
Англичанин допил чай. Сделал знак чтобы принесли еще два.
— Закажу и на вас. А пока мы бы хотели получить объяснения.
— По какому поводу?
Англичанин достал из просторного кармана фотографию и передал ее русскому.
— Это изъяли в Белфасте. Из нее были застрелены два британских солдата.
— Как жаль…
— Это не ответ.
— Почему же, ответ.
Англичанин никак не мог нащупать нить разговора.
— Вы начинаете войну против нас?
— Нет.
…
— Вы ее начали первыми. И ведете.
— То есть?
— Афганистан. Вы же поставляли туда снайперские винтовки. И ракетные установки «Милан», которые вы поставили, чтобы не связываться с американскими образцами. Но «Стингеры» вы поставили американские, потому что ничего подобного у вас не было.
— Это американские поставки.
— И ваши тоже. Какого черта? — взорвался англичанин — я не поверю, что вы не знаете. У нас нет денег на то, чтобы спонсировать такие акции. Мы — не вы! Нам не дают столько, сколько мы попросим.
Русский сделал примирительный жест рукой.
— Мы понимаем. И тем не менее, Дэвид, реальность такова — в Афганистане гибнут наши солдаты. Это происходит потому, что оппозиция получает помощь деньгами и оружием. Мы так же будем оказывать помощь деньгами и оружием всем, кто попросит.
…
— Если хотите, чтобы этого не было — пусть ваша миссис Ти надавит на Рейгана. Иначе это будет продолжаться.
Англичанин помолчал, пережидая гнев. Потом сказал:
— Ты понимаешь последствия, Юрий. Я думал, вы умнее.
— Последствия…
Русский потянулся в карман, англичанин напрягся. Но русский достал только кусок булки, и начал крошить его для чаек. Чайки ловили хлеб, который русский им бросал на лету.
— Знаешь, в чем разница между вами и нами, Дэвид? Долгое время мы пытались доказать, что мы — цивилизованная страна, что с нами можно иметь дело. А вы ничего не пытались и не пытаетесь доказать, поскольку ваша цивилизованность предполагается, так?
…
— Потому мы, пользуясь футбольной терминологией, играли по правилам. В то время как вы — нет. От того мы пропускали мячи. Но это закончилось. Мы больше не пытаемся выглядеть цивилизованной страной. И нам плевать, что о нас подумают. Нам больше нечего терять. Детанта больше нет. Доверия больше нет. Есть только Черный тюльпан. И пока он есть — вы тоже будете терять своих сыновей. Как мы теряем своих.
— А ты уверен, что вам нечего терять? — зло сказал англичанин
— Намекаешь на то что организуешь теракт у нас?
— Я этого не говорил.
— Но намекнул. Что ж, попробуй. Скорее всего, у тебя ничего не получится. Но если даже и получится…
…
— Знаешь, у меня есть сын. Он живет с матерью в Ленинграде. Он комсомолец, но покупает на черном рынке пластинки Битлс и слушает их.
— Я мог бы привезти, если бы ты сказал.
— Знаю. Но не в этом дело. Поколение моего сына не видит в вас врага. Оно видит только джинсы и Битлс. Может, хорошо если увидит?
Москва, Ходынское поле. Основное здание ГРУ ГШ. 20 июля 1988 года
— Долбо…ы.
Короткое слово… русский язык полон такими вот богатыми смыслом словами, способными передать целую гамму чувств и эмоций одним словом.
— Как вам только в голову такое, б… пришло.
— Другого выхода не было, товарищ полковник.
— Был приказ, твою мать! И ты его нарушил! Ты и Бахметьев! Но про него отдельный разговор, а сейчас речь о тебе.
— Другого выхода не было, — упорно повторил Николай.
Цагоев ударил кулаком по столу
— Ты хоть понимаешь, е… твою мать, что стоит на кону?! Что вы поставили на кон своими действиями? Посольство! Торгпредство! Со всем обозом, бабы, б…, дети! Ты хоть понимаешь, что они теперь у Саддама в заложниках! Из-за вас!
— Саддам Хусейн предал нас, товарищ полковник. Он продался американцам. И он — фашист. Настоящий фашист и предатель. Когда мы поняли это, в Багдаде уже шла высадка американского спецназа.
