даме было колье с очень крупным изумрудом. Фотограф специально сделал снимок так, чтобы этот изумруд был хорошо виден, а в подписи под снимком я прочитал, что этот бесценный изумруд – одно из сокровищ, которые предприимчивая дама сумела получить при разводе.
– И что же вас удивило в этом снимке? – спросил Маркиз, уже догадываясь, каким будет ответ.
– На этой даме был хорошо знакомый мне камень – изумруд «Граф Фуэнтес».
– Вы уверены? – на всякий случай спросил Леня.
– Почти уверен, – ответил Миллер после секундной заминки. – Конечно, это все же только журнальная фотография… если бы я сам, своими глазами увидел камень, я бы нисколько не сомневался, а так – какие-то сомнения все же остались. С другой стороны, я сам работал с этим камнем и почти уверен, что это он. Во всяком случае я не знаю другого изумруда такого размера, такой формы и такого редкого оттенка.
Ювелир сделал небольшую паузу и пристально взглянул на своего собеседника:
– Вот почему, Леня, я и пригласил вас сегодня. Я хочу, чтобы вы помогли мне избавиться от сомнений, помогли убедиться в том, что я не ошибся…
– То есть вы хотите, – уточнил Леня, – вы хотите, чтобы я… м-м-м… раздобыл колье этой светской львицы?
– Ни в коем случае! – Ювелир замахал руками. – Упаси боже! Такого у меня и в мыслях не было! Я хотел только, чтобы вы проверили, на месте ли камень, который был на Персивале в день его похорон. Если изумруд по-прежнему находится на шее собачки – значит, все в порядке, и светская львица нашла где-то камень, удивительно похожий на тот, с которым я имел дело… но если камня там нет…
– А не может так быть, что хозяйка камня, хозяйка покойного Персиваля просто передумала оставлять такой дорогой камень в склепе и забрала его после похорон, а потом без лишнего шума продала той самой светской львице?
– Я об этом думал, – признался ювелир. – Однако убедился, что это невозможно: хозяйка Персиваля уехала в свое путешествие сразу после похорон песика. Она физически не смогла бы забрать камень из склепа. Но в любом случае нужно убедиться, что его там нет, только после этого можно будет сделать окончательные выводы. Поэтому я и обратился к вам, Леня, как к специалисту высокого класса. Для вас, я думаю, не составит большого труда проверить, на месте ли камень, а я заплачу вам, сколько вы сочтете нужным…
– Об этом не может быть и речи! – запротестовал Маркиз. – Я так часто обращаюсь к вам за советом и консультацией, что считаю себя вашим должником и буду только рад, если смогу чем-то отплатить вам! Тем более что работа предстоит пустяковая – заглянуть в кладбищенский склеп и проверить, на месте ли собачий ошейник…
– Нет-нет, – возразил в свою очередь ювелир. – То, о чем я вас прошу, – серьезная работа, а за работу я всегда плачу. Кроме того, это не так просто, как кажется на первый взгляд, – кладбище, где похоронен Персиваль, очень хорошо охраняется, и посторонних туда не пускают.
– Ладно, мы как-нибудь решим этот вопрос, – отмахнулся Маркиз. – А сейчас я был бы весьма вам признателен, если бы вы показали мне хорошую фотографию камня.
Миллер был готов к этой просьбе. Он выдвинул верхний ящик стола и положил перед Маркизом крупную и отчетливую фотографию изумруда в изящной золотой оправе.
Леня присвистнул – камень и правда был удивительно красив, по цвету он напоминал морскую воду, пронизанную полуденными солнечными лучами.
«Вот бы Лолка посмотрела…» – невольно подумал Леня.
Его напарница, как и любая женщина, была неравнодушна к драгоценным камням. Но Леня тут же опомнился – лучше не надо Лоле видеть этот снимок. Начнет ныть, канючить, жаловаться, что никто ей не покупает драгоценностей и вообще не любит. Не бросается исполнять каждое ее желание (еще не хватало!), не утешает и не носит на руках. А от этих мыслей перейдет к другим: как бы найти такого человека, который сможет все это делать. На Леню в этом смысле она рассчитывать не может, сама знает.
Иными словами, на Лолку найдет блажь, а именно: она в очередной раз захочет замуж. И тогда начнется у Маркиза веселая жизнь.
Пару раз он сумел ее отговорить от этой мысли, причем с огромным трудом и то только потому, что не было никого подходящего в ближайшем окружении. А если встретится ей какой-нибудь богатый хмырь? Было уже раз такое с банкиром Ангеловым[1], Лолка тогда продержалась дней десять, а потом вернулась, потому что ей стало невыносимо скучно. И Маркиз никогда в жизни ей не признается, что те десять дней были не самыми лучшими в его жизни. Так что лучше Лоле не знать про камень и вообще не говорить про просьбу Миллера.
Сердечно распрощавшись с Иваном Францевичем и пожелав здоровья кавказской овчарке Шторму, Леня закрыл за собой бронированную дверь квартиры ювелира.
Подумав немного, он решил ковать железо, что называется, не отходя от кассы и съездить на разведку прямо сейчас. Для этого он произвел кое-какие действия: достал из багажника наклейку «Доставка цветов», затем поменял пиджак на скромную немаркую куртку и нахлобучил на голову плоскую кепочку, называемую в народе плевком.
Кладбище домашних любимцев «Тенистый уголок» располагалось к северу от города, неподалеку от поселка Осиновая Роща.
Леня свернул с Выборгского шоссе на широкую подъездную дорогу и проехал по ней несколько километров, когда увидел впереди высокие глухие ворота с будкой охраны сбоку. Ворота выглядели весьма внушительно, и он не стал рисковать раньше времени, решив для начала издали обследовать это неприступное заведение.
К счастью, в километре от ворот кладбища находилась заброшенная стройка – несколько недостроенных домов и котлован для еще одного, наполненный грязной глинистой водой. Видимо, этот квартал начали строить во время строительного бума пятилетней давности, а потом застройщик разорился.
Леня свернул на стройплощадку по разбитой автомобильной колее, поставил машину рядом с одним из недостроенных домов. Лестница в этом доме имелась, правда, без намека на перила, и Леня смог подняться по ней на верхний, десятый этаж.
Отсюда открывался прекрасный вид на окрестности – с одной стороны виднелось черное, недавно убранное поле, с другой – лиственная роща в красно-золотом убранстве. Но Леню интересовал вид с третьей стороны – там, где находилось обнесенное высокой стеной кладбище домашних любимцев.
Отсюда, сверху, кладбище ему было хорошо видно – узкие аккуратные дорожки, вдоль них – ряды внушительных надгробий.
Действительно, как и говорил Иван Францевич, здесь были уменьшенные копии
