в 1881 году, – раздался в тишине мамин голос. – Беранже Соньер, только что назначенный священником в маленькую деревеньку Ренн-лё-Шато, увидел плачевное состояние церкви, в которой ему предстояло служить, и решил немного её подновить. Он обратился за помощью к маркизе Мари-Анн Элизабет д’Отпуль и попросил у неё вспомоществования. Маркиза была последней наследницей старинного замка, мимо которого мы с вами проходили, когда приехали. Вы его помните?
Мы закивали, и мама продолжила рассказ:
– Маркиза дала аббату Соньеру небольшую сумму, с её помощью он мог начать работу, но все расходы эти деньги не покрывали. Аббат нанял нескольких работников и начал ремонт с алтаря, который вы видите перед собой.
Мама сделала несколько шагов в глубину церкви и показала на подобие обширного мраморного стола на одной ноге. Когда-то и на нём было что-то вырезано, но с годами почти всё стёрлось.
– Самое древнее в этой церкви – алтарь. Он относится к эпохе вестготов, и, как вы сами можете убедиться, уже невозможно рассмотреть рисунки, которые украшали его верхнюю плоскость и опору. Внимание Беранже Соньера сразу же привлекла опора, она была как будто повёрнута задом наперёд. Рабочие подняли тяжёлую мраморную плиту и увидели в опоре неглубокую выемку, в которой лежал пергамент.
История нас уже заинтересовала, и мы все невольно вытянули шеи в сторону алтаря.
– С этого мгновенья для аббата Соньера всё изменилось и началась необыкновенная история Ренн-лё-Шато. Аббат взял находку в руки и заперся с ней на целые сутки у себя в маленькой комнатке. На следующее утро он попросил рабочих поднять большую плиту – в те времена она лежала в центре церкви. Но никто так доподлинно и не узнал, что же там такое нашлось, потому что дальше последовали странные события: аббат Соньер рассчитал всех рабочих, заперся в церкви и провёл там целых две недели. По словам обитателей деревни, выходил он оттуда только ночью с фонарём и бродил вокруг церкви. Через несколько дней после того, как подняли плиту, священник запретил всем ходить на кладбище и стал менять расположение могил, что вызвало страшное волнение и негодование в деревне.
Фонарь, кладбище… Как только прозвучали эти слова, мы с Тома обменялись многозначительными взглядами. Признаться, мы как-то заволновались.
– Через две недели, – продолжала рассказ мама, – аббат Соньер открыл церковь, нанял новых рабочих, и те взялись за дело. Всё, что мы видим теперь вокруг, сделали именно тогда. Священник заказал гобелены и резные скамьи. Над статуями трудились знаменитые скульпторы того времени. Вместо старого пола положили чёрную и белую плитку, заново расписали свод. Кроме того, аббат Соньер построил ещё несколько зданий, и мы с вами обязательно их осмотрим, но позже. И всё это вместе представляет ту самую загадку, которая не разрешена до сих пор.
Стоявший неподалёку от нас Фарид поднял руку, и мама кивнула ему.
– А при чём тут вообще сокровища? – спросил он.
– Понимаешь, в конце девятнадцатого века Ренн-лё-Шато была маленькой бедной деревушкой. Немолодой аббат Соньер с его тощим счётом в банке, назначенный местным приходским священником, никак не мог её обогатить. Но после того как начались работы в церкви и был найден пергамент, деньги так и потекли сюда. Соньер потратил целое состояние на украшение своей церкви. Потом он скупил все земли вокруг и стал владельцем деревни. А это ведь необыкновенный случай для сельского кюре. Как вам кажется, откуда у него могло появиться такое богатство?
Глава 7
В маленькой церкви вдруг стало тихо-тихо и как-то тревожно. Снаружи выл ветер, раскачивал липы и стучался в окна. Мама отпустила нас бродить по церкви и рассматривать убранство. Интересно, откуда она знает историю этого священника и почему никогда не рассказывала мне об этом. Я оглянулся – мама достала из кармана куртки книжечку и перечитывала её, словно повторяя урок. А, ну тогда всё понятно. Я видел, как господин Плантар раздавал взрослым такие книжечки, чтобы они не ударили в грязь лицом, когда будут вести экскурсии.
Следом за Фаридом и Тома я пошёл к мраморному алтарю, искоса поглядывая по сторонам: мне было интересно, что делает Аманда. А она делала всё, чтобы держаться как можно дальше от нас. И я никак не мог взять в толк, чем я ей так досадил, из-за чего она так на меня обиделась.
Тома и Фарид принялись осматривать и ощупывать остатки резьбы на алтаре, а я направился к Аманде. Та делала вид, что заинтересовалась росписью на стенах и гобеленами, но я-то её немножко знал, так что было ясно: она ждёт не дождётся обеда, чтобы опять прибиться к своей компании.
– Подумать только! Снова история с сокровищами, – обратился я к Аманде. – Мы как будто подписались на такие загадки.
Аманда устремила взгляд в пустоту. Мне показалось, что она всё-таки ответит. Нет – развернулась на каблуках и пошла от меня прочь. У меня снова тоскливо засосало под ложечкой. Ну с чего бы Аманде так злиться?
Я ужасно расстроился, загрустил и снова отправился к Тома и Фариду, которые теперь изучали фигурку дьявола у входа.
– Аманда за что-то на меня обиделась, – сказал я Тома.
– Не обращай внимания. – Он ухмыльнулся. – Ты здесь ни при чём. Скорее тут всё дело во мне.
Я нахмурился.
– С чего вдруг?
– Она оказалась с нами из-за меня. Это я стёр её имя в той группе и вписал в нашу.
Фарид прыснул со смеху и сразу прикрыл рот рукой. Я сначала удивился, а потом расплылся в улыбке – вообще-то, здоровско, что Тома так постарался ради меня. Теперь я понял, почему Аманда дуется, но огорчаться перестал. Это же не серьёзно, она скоро отойдёт. Не знаю почему, но на душе стало гораздо легче. Я даже почувствовал, что теперь будет проще снова подойти к Аманде и заговорить с ней. Теперь-то известно, что я никак её не обижал.
Голос Тома вторгся в поток моих мыслей.
– А вы заметили, – обратился он ко мне и Фариду, – над дьяволом есть надпись и две буквы – «Б» и «С».
– Бенжамен Соньер! – воскликнул Фарид.
– Беранже, – поправил его внезапно вошедший господин Плантар.
Мы втроём вздрогнули от неожиданности, услышав его громкий голос.
– Надпись сделана на латыни: In hoc signo vinces, – прочитал он.
– И что она означает? – спросил я, заинтересовавшись.
– «Сим знаком победишь».
Мы примолкли. Первым нарушил молчание Тома.
– Каким знаком? – спросил он.
Плантар разразился громким хохотом, хлопая себя по круглому животу ладонями.
– Ха-ха-ха! А вот этого никто так и не смог узнать!
И так же быстро, как появился, ушёл. Плантар направился в глубину церкви, туда, где стояла мама. Мы проводили его взглядом, невольно покачивая головой в ритм его шагов. При каждом движении связка ключей у него в руке металлически звякала, и церковь эхом откликалась на этот звук.
– Я забыл отпереть вам левую часть трансепта, – сказал он с улыбкой маме и отправился к деревянной перегородке слева, где едва можно было различить дверь.
– Все ко мне! – раздался мамин голос. – Господин Плантар открыл для нас помещение, где вы сможете полюбоваться пергаментом, который нашёл аббат Соньер.
Мы со всех сторон кинулись к ней. А кому не захотелось бы взглянуть на старинное письмо, с которого началась эта загадочная история!
Помещение было настолько крошечным, что там могли находиться только три человека одновременно, и мы с Тома и Фаридом послушно заняли своё место в общей очереди. В самом её хвосте стояла Аманда, глядя неведомо куда с мечтательным видом и совершенно не интересуясь тем, что творится вокруг. Она встала за всеми только потому, что через дверь в левой части трансепта мы должны были выйти из церкви, чтобы продолжить экскурсию.
Наконец подошёл наш черёд, и мы медленно приблизились к стене, на которой в рамке под стеклом висел таинственный пергамент, пожелтевший за несколько веков. На нём было что-то написано, по всей видимости на латыни.
Взгляд цеплялся за строчки, и вдруг они стали складываться в подобие рисунка или схемы. Некоторые буквы отличались от других, из них можно было сложить новые слова – в тексте прятался шифр. Ну, по крайней мере, мне так показалось.
Выйдя из церкви, мы обошли её сзади и оказались на маленькой площадке, за которой тянулось кладбище. Я выжидающе смотрел на приятелей: они почувствовали что-то особенное или нет? Тома, поймав мой взгляд, нахмурил брови
