взболтнуть лишнего. — Я просто устала немного.
— До утра чтоль не спали? — недвусмысленная улыбка Анастасии Сергеевны говорит о многом.
Я улыбаюсь и киваю.
— Ма, а почему вы с папой не спали до утла? — Василиска округляет глазки, и её выражение лица становится совсем кукольным.
— Мама и папа смотрели кино, — объясняет свекровь, а потом переводит добрый взгляд на меня. — Про любовь.
— А мне ты не лазлешила мультики долго смотлеть! — обиженно заключает дочка и кладёт в рот вторую конфету.
— Ты ещё маленькая, — напоминает дочке Анастасия Сергеевна.
— Маленькой быть холошо, — Васька тянется за третьей конфетой.
4
— Василис, ты куда больше хочешь, в парк покормить уточек или на аттракционы?
Не сомневаюсь, что дочка выберет уток.
— Я хочу в палк! Утки меня ждуууут! — весело взвизгивает девчушка, крепче уцепившись за мою руку.
В центральном парке как всегда уютно и красиво. Особенно сейчас, когда уже распустились цветы и повсюду зеленеет молодая травка. Город проснулся и ожил, будто после долгой спячки. Зима была морозная, редко кого можно было встретить на улице. Даже молодые мамочки с колясками не гуляли. Зато сейчас народу очень много. Василиска крепко держит мою руку своей маленькой ладошкой, вприпрыжку идёт рядом, светясь от счастья. А у меня в душе огромная дыра, и в мыслях только одно проклятое имя.
Дима.
Мы с Женей приняли решение переехать, как только узнали о моей беременности. Я жутко нервничала в том городе, где жил Стрельцов, боялась пересекаться с ним, дрожала при мысли, что мужчина может найти меня и испортить только-только начинающуюся новую жизнь.
И Дима меня нашёл. Спустя пять лет в другом городе. Что он вообще тут забыл?
Василиска, завидев уток, отпускает мою ладонь и несётся к пруду:
— Утиии!
— Осторожнее, милая! — ускоряю шаг вслед за непоседой дочкой.
Пока Василиска отламывает кусочки белого хлеба и бросает в воду, а перекормленные жирные утки никак не реагируют, я на секунду закрываю глаза. Подставляю лицо тёплому ветру и глубоко вдыхаю пьянящий аромат цветущего мая.
Нужно успокоиться.
Дима был тут проездом. Он не искал меня целенаправленно. Это всё просто мои домыслы. Да и зачем ему я? Он сам сделал выбор пять лет назад, притащив любовницу в нашу постель. Свобода. Это всё, что ему по жизни нужно.
Глупо сейчас всё это в мыслях прокручивать. Но от тёплых воспоминаний, которые так и роятся в голове, нет никакого спасения.
И почему мозг так устроен, что вычёркивает болезненные моменты, а всё лучшее сохраняет? Нет, конечно я помню, что Стрельцов мне изменил, что когда-то заставил меня выть в подушку, но… это почему-то померкло. Зато в памяти всплывает тот вечер, когда Дима меня поцеловал. Помню, как тогда впервые почувствовала, что сердце грохнулось в пятки, а в животе запорхали разноцветные бабочки.
— Ма, почему утки не хотят хлеб? — Василиска дёргает меня за край куртки, вырывая из воспоминаний.
— Кто-то уже покормил их, — пожимаю плечами.
— А можно мне на мостик? Может, вон та утка ещё голодная! — дочка выразительно строит глазки и надувает пухленькие губки.
— Пойдём, — берёмся за руки и шагаем по деревянному мосточку.
Василиска присаживается на корточки, бросает в воду хлеб. Жирная птица подплывает и, на радость моей малышке, лениво съедает угощение.
— Урааа! — кричит Василиска и резко поднимается с места, вертится, словно юла, оступается.
Брызги разлетаются в стороны.
Я вскрикиваю, а в глазах темнеет. Сердце стучит так сильно, что заглушает все остальные звуки. В одно мгновение скидываю лёгкую курточку и делаю шаг к краю моста.
Дрожу, как осиновый лист, и не решаюсь прыгнуть за дочкой. Малышка барахтается, кричит, уходит под воду.
Я не умею плавать. И Василиса тоже.
Замираю, открыв рот, паника хватает меня за затылок и утаскивает в свою пучину мрака и холода, парализует и душу, и тело.
— Помогите! — наконец-то выдавливаю, собственный отчаянный крик оглушает.
Словно раненое животное падаю на колени и тянусь к дочери дрожащей рукой. Она вот тут, рядом, стоит только опуститься в воду, и я легко смогу её достать, но липкий ужас обволакивает. Я не могу и с места сдвинуться, парализованная собственным страхом. Так и реву, стоя на коленях, а сердце медленно разрывается на кусочки.
— Помогите! — вырывается из груди с хрипом, больно обжигает горло.
Рядом проносится мужчина, и, скинув куртку на ходу, ныряет вниз головой. Я цепляюсь ногтями за край моста, смотрю на поверхность воды с надеждой.
Как только голова Василиски показывается над водой, я нервно всхлипываю:
— Милая, Васечка, доченька! — тяну к ней дрожащие руки и на мгновение замираю, когда узнаю в нашем спасителе Димку.
Стрельцов ловко подплывает к мосту, прижав к себе Василису. Девочка громко откашливается, выплёвывая воду. Беру её на руки и сильно прижимаю к себе. Она рядом. Живая. Моя родная сладкая девочка.
Какая же я идиотка! Не уследила. Не успела ухватить её и не дать упасть. Дочь начинает истерично плакать, и я обхватываю её мокрое личико ладонями, хаотично покрываю его поцелуями. Губки у неё синие и дрожат.
— Ты в порядке? — Дима заглядывает в мои глаза с тревогой.
Я могу только кивнуть в ответ, и снова прижимаю малышку к себе.
— Нужно её раздеть, — голос Стрельцова отрезвляет.
Вася вся мокрая до нитки. Поспешно расстёгиваю на ней куртку, стягиваю мокрый розовый свитер с белыми ромашками, обувь, джинсики и майку. Дима заботливо накрывает голое тельце девочки моей курткой, и едва я успеваю застегнуть молнию, заворачивает ещё и в свою. Поднимаю на него ошарашенный взгляд.
— Пошли, — приказывает Стрельцов, и я машинально подхватываю Василису на руки.
Ноги всё ещё дрожат после пережитого кошмара.
Дима быстро ведёт нас через парк к своей машине, дочка всхлипывает на моих руках.
— Холодно? — спрашиваю я, но девочка упрямо молчит.
Стрельцов заводит мотор своей ауди и включает печку. Становится жарко. Сижу на заднем сидении, всё ещё не в силах отпустить малышку ни на секунду. Моя девочка. Испугалась.
Губки у моей зайки всё ещё синие. Хоть и май, вода ледяная. И пусть в воде она была не больше минуты, успела замёрзнуть.
— Спасибо! — перевожу взгляд на Диму.
Он сидит за рулём, пронзающим взглядом смотрит на нас через зеркало заднего вида.
— Куда вас отвезти? — слабая улыбка скользит по его лицу.
— Да не надо, мы…
— Алиса! — рявкает, тормозя мои пламенные речи. — Ты сейчас о ребёнке думай, а не о своей гордости.
Сглатываю ком в горле и стыдливо опускаю взгляд. Если бы его не оказалось рядом, если бы он не пришёл
