такая же выдержка и такая же дисциплинированность, какие были у твоего прославленного тезки Гапура Ахриева! — Дядя помедлил. — Мы знаем: социализм — это учет. Ты тоже должен заняться учетом.
— А что учитывать?
— Что? Скажи мне, что ты сегодня делал? — ответил дядя вопросом на вопрос.
— В школе был. Потом на Сунжу бегал вместе с Сулейманом. Потом…
— Подожди, подожди, — заговорил дядя. — Смотри на мой рисунок…
Он придвинул к себе альбомный лист, вытащил из внутреннего кармана авторучку и быстро нарисовал какую-то штуковину, похожую и на заборчик, и на письменный стол со многими тумбами.
Вот как это выглядело:
Потом дядя обозначил каждое отделение. И вот что получилось:
— Так, — сказал дядя, любуясь своим рисунком. — Теперь сделаем разноску… Вчера было двадцатое. Месяц пятый — май… Год — тысяча девятьсот шестьдесят шестой. С одной графой все… Номер по порядку — первый… Далее. Сначала ты был в школе? Хорошо. В графе «Операция» запишем: учеба. Что у нас в «Приходе»? — Дядя взглянул на меня, ожидая ответа.
— Ничего, — сказал я.
— Как это — ничего? — выпрямился дядя. — Знания!
— Ах, знания…
Наконец-то я уловил дядину мысль и тут же постарался показать ему это:
— Дядя Абу, в графе «Расход» надо записать сто восемьдесят минут, правильно?
— Совершенно верно! — воскликнул дядя. — Только это не все. Перемены у вас были? Их тоже надо считать!
— А то время, что я в школу иду? — вспомнил я.
Дядя великодушно махнул рукой: что, мол, обращать внимание на мелочи!
— Ладно, — сказал я. — Тогда надо еще записать, что Исрапил залил мне тетрадь чернилами…
— Это можно, — согласился дядя. — А если нажать на этого Исрапила, чтобы он возместил стоимость тетради?
— Я его жал-жал, а он не возмещает…
Дядя вздохнул, переживая не то за меня, не то за новую запись в графе «Расход».
— Теперь дальше, — заторопился я. — Номер третий. В графе «Операция» пишем: бегал на Сунжу…
— А зачем бегал? — поинтересовался дядя.
— Просто так!
— Сплошной расход, и никакого прихода! — в отчаянии вскричал дядя.
— А еще ел чапилгаши[3] у Сулеймановой матери, — вспомнил я.
Дядя задумчиво почесал подбородок.
— Это, пожалуй, приход… А расход?
— Расхода не было! — воскликнул я.
— Нет, нет, — спохватился дядя. — О пище говорить нечего…
Вскоре мы заполнили весь лист. И вот что вышло:
— Видишь, весь сегодняшний день как на ладони, — сказал дядя. — Подведем итоги. В «Приходе» у тебя «знания». Это хорошо, но мало… А сколько напрасных потерь? Испорченная тетрадка! Час безделья! Ушиб ноги! Теперь скажи сам: если жить так, как живешь ты, если заканчивать каждый свой день отрицательным балансом, — разве можно стать большим человеком? — Дядя покачал головой. — Нельзя! Ты должен свести непроизводительные затраты к минимуму. Ты должен идти к намеченной цели решительно и непреклонно.
Он встал. Я тоже поспешил соскочить со стула.
— Завтра я принесу тебе «Амбарную книгу», — сказал дядя. — Будешь ежедневно вести записи по прилагаемому образцу. А насчет выбора профессии для тебя — этот вопрос надо всесторонне обдумать… Посоветуемся с товарищами. — Дядя дернул свой ус, наказывая себя за ошибку. — То есть с бабушкой и мамой… Ну, кянк, берись за дело!
Похлопав меня по плечу, дядя вышел. Я последил за ним в окно. Он шагал, как на параде, — спокойно, уверенно, почти не сгибая ног. Ну прямо восклицательный знак, а не человек!
После ухода дяди я долго сидел за столом и думал. Что это на меня все ополчились? Гамиду Башировичу не нравится, как я живу. И дяде Абу не нравится. А бабушка — та последнее время совсем меня затюкала…
«Плохо», — вздохнул я.
Я даже с завистью подумал о тех, кто носит имя Ахмет и Джамалдин, к ним-то, наверное, меньше придираются!
ЗАКОЛДОВАННЫЕ ЧАПИЛГАШИ
На следующий день дядя Абу принес мне толстую «Амбарную книгу». Пользуясь его наставлениями, я разбил первый лист на шесть колонок и за несколько минут заполнил все графы.
Ну, как я жил в этот день?
Кажется, не лучше, чем раньше. Приобретений было мало. Зато непроизводительные затраты спускались колбасой до самого конца страницы. Вот так так!
Но, хуже того, я вдруг почувствовал смертельную скуку, когда расписывал свою жизнь по графам. Короткие и сухие заметки не могли охватить все, что я делал и видел, все, что передумал. Может, плюнуть на эти графы? Нельзя, дядя обидится…
Я задумался, теребя вихры. Мне вспомнился недавний разговор с Гамидом Башировичем и то, как он спросил, чем я занимался на географии. Я ведь соврал ему. Ничего интересного я в тетрадь не записывал, а просто рисовал человечков, Вот будет беда, если Гамид Баширович попросит меня показать записи!
И тут меня осенило: я могу угодить сразу обоим — и дяде Абу, и учителю! Это сделать проще простого. Разобью «Амбарную книгу» на две части — впереди будут графы с «Приходом» и «Расходом», а сзади — интересные мысли для Гамида Башировича. Здо́рово я придумал!
Когда с графами было покончено, я определил на глазок середину «Амбарной книги» и, мысленно представляя себе доброе и красивое лицо Гамида Башировича, принялся заполнять вторую часть рассказами о себе. Объяснил, как меня найти, если кто-нибудь захочет побывать в Сунжа-Юрте. Описал разговор с учителем и дядей Абу. А напоследок вспомнил о заколдованном чапилгаше Сулеймановой мамы…
Но тут я уже вперед забежал!
Хотите верьте, хотите нет, но мой друг Сулейман живет без прозвища. Видно, в роду у него не было ни краснобородого, ни скупого, ни изобретателя. Так и зовут Сулеймана — Сулейман. Просто и хорошо.
Но если раньше род Сулеймана не имел знаменитостей, то сейчас мама и папа Сулеймана — люди в ауле очень даже известные. Папа
