— А можно я пойду с вами, прямо сейчас?
— Нет!
Я хотел было начать спорить с ним, уговаривать, просить, но Старки схватил меня за шиворот и почти оторвал от земли. Мне показалось, что он отшвырнет меня как котенка или заорет мне прямо в лицо.
— Найди нормальных людей, таких, как ты. И делай, что я тебе сказал: уходи с ними на север. Пойдешь за нами — пеняй на себя. Больше я тебе не помощник. Я не стану вразумлять ребят, если ты вдруг покажешься им опасным.
— Поэтому мне нельзя с вами?
— Поэтому тоже. — И Старки отпустил меня.
Я понял, что люди на грузовиках не военные. Военные бы так не поступили. Американские солдаты не бросили бы меня. Военные не могут быть так одеты: да, они в форме, но у всех разной длины волосы, у некоторых отросли бороды. И оружие они держат, как попало, и много еще чего. Рюкзак у Старки почти как мой школьный. И возрастом они как мой отец, а то и старше.
Только мне–то с этого что? Ни один из них не повернулся, ни один не воспринял меня всерьез — даже Старки. Они просто бросили меня одного и ушли.
4
Очень осторожно, стараясь не выдать своего присутствия, я пошел за грузовиками.
Машины проехали сначала один квартал, потом второй, в третьем остановились. С грузовика спрыгнул один из мужчин и пошел на разведку. Перекресток впереди был заблокирован: расчистить его не получилось бы даже грузовиками. Нет, можно, конечно, по одной оттаскивать машины, но проезд все равно завален кучей обломков высотой в трехэтажный дом. Солдаты повыскакивали из машин, долго спорили о чем–то, кричали, размахивали руками, показывали пальцами то на улицы, то в карты — а может, это были не карты, а снимки города с воздуха. Они искали проезд.
Я спрятался на остановке на противоположной стороне улицы и оттуда наблюдал за ними, стараясь смотреть и по сторонам тоже, но охотников пока не было. Сегодня они не высовывались. А я все равно никак не мог избавиться от ощущения их присутствия: казалось, что они следят за мной, наблюдают, держат в поле зрения.
Ветер понемногу стих, и повалил снег — мелкий, густой, он укрывал землю безмолвным одеялом. Небо затянули свинцовые тучи. У меня затекла шея, занемело лицо, и страшно замерзли ноги.
Огромного диаметра колеса с широким рисунком протектора оставили в снегу глубокие борозды. Грузовики были явно новыми, все металлические детали блестели свежей полировкой, только капот и верхняя часть брезента были неровно покрыты белой краской, будто их наспех залили из пульверизатора, чтобы замаскировать машины.
Люди в форме продолжали выяснять отношения. Вслед за водителем первого грузовика, водитель второго залез на крышу такси и рассматривал проезд, на который тот ему показывал.
Наконец все расселись по местам, и первый грузовик очень медленно двинулся вперед, прямо на каменные завалы и искореженные машины, хотя с моего наблюдательного пункта казалось, что проехать там невозможно. Но огромным колесам оказались нипочем два десятка превратившихся в бесформенное месиво легковушек и фургонов: стало понятно, что минут через десять грузовик преодолеет завал. Просто я успел забыть, на что способен хороший автомобиль. Все двенадцать дней я передвигался на своих двоих, ну и пару раз пользовался «своей» полицейской машиной.
Пока первый грузовик пробирался через развалины, несколько солдат устроились в вестибюле полуразрушенного офисного здания и зажгли газовую горелку, чтобы вскипятить воду. Старки оставил их и направился к моему укрытию. Молча подошел — казалось, у него просто не было сил снова меня прогнать, — смахнул со скамейки снег и сел.
Теперь он еще меньше напоминал военного. И глаза казались добрыми: в них не было жесткости, не было злости или раздражения.
— Спасибо за все. Меня зовут Джесс.
Старки расстегнул ворот куртки.
— Мне все равно, — ответил он и оглянулся проверить, что делают его спутники. Один из них как раз направлялся к нам. Он подошел и протянул Старки железную кружку с горячим кофе. Мужчина был небольшого роста, крепкий; в налитых кровью глазах кипела злоба, ему надо было срочно выпустить пар, например, дать кому–нибудь затрещину.
Мне было знакомо такое состояние.
— Можно попробовать пройти два квартала на запад, а потом… — начал говорить я, но злобный коротышка оборвал меня:
— Тебя никто не спрашивает.
— Я просто хотел…
— Что–то ты, пацан, слишком болтливый, — сказал он и, уходя, бросил на Старки многозначительный взгляд.
Старки протянул мне кружку с кофе, но я отвел его руку.
— Ты ведь не местный?
Я покачал головой.
— На каникулы приехал?
— Вроде того.
— Ты прямо везунчик.
— Где же помощь, спасатели?
— Перед тобой.
— Шутите?
— Нет, — с этими словами Старки снял перчатки и бросил на снег рядом со скамейкой.
— Тогда не такой уж я везунчик.
Он кивнул и отхлебнул из кружки. На усы с проседью и кое–как постриженную бороду садился снег, и Старки казался добрым, почти родным.
— Все крупные дороги с Манхэттена перекрыты блокпостами. Вот и все, что я могу ответить на твой вопрос.
— А что делает правительство?
— Я бы сам дорого дал, чтобы это выяснить.
— А блокпосты? — спросил я. Вдруг замаячила смутная надежда, от волнения засосало под ложечкой. — Зачем блокпосты?
— Чтобы перекрыть въезды и выезды.
— Значит там, за пределами Нью–Йорка, все в порядке?
— Не значит. Я же объяснял тебе, — Старки, прищурясь, смотрел на блеклое солнце, прячущееся за темную тучу. — Там тоже были атаки. Управляемые ракеты или еще какая–то хрень. Все продумано, все не случайно, все для того, чтобы сделать как можно хуже. Понимаешь?
Нет, я не понимал. У меня вертелся миллион вопросов.
— Но вы же прошли сюда! Как вы попали на Манхэттен? Мосты разрушены, туннели завалило…
Старки кивнул.
— Потому что вы военные?
— Мы похожи на военных? — улыбнулся он.
— Вы в форме.
— Мы сумели обойти блокпосты. Хотя это было нелегко. Пригодились и грузовики, и оружие.
Я снова задал вопрос:
— А что вы здесь делаете?
— Не важно.
— Вряд ли бы вы рисковали, если бы это не было важно.
Я пытался разговорить его, прощупывал почву.
— Для тебя — не важно.
И на том спасибо. То, что он сказал, ничего не объясняло, а вот то, как он это сказал… Для меня все было важно: каждый признак жизни, каждый лучик надежды. Только Старки вряд ли это поймет: у нас слишком мало времени. Я представил, как хорошо было бы спрятаться под тентом в одном из грузовиков, укрыться от всех опасностей.
