дней; краснота сошла до мягкого розового цвета, а порез полностью закрылся.
Теперь все чисто, — сказал Этельман, снова обращаясь к матери Вулфрика. И уже заживает". Он снова повернулся к Вульфрику. 'Тебе нужно быть осторожнее'.
Вольфрам презрительно хмыкнул со своего места у огня. 'Ему нужна не забота'.
Эти слова резанули Вульфрика больнее, чем палка.
'Что я могу с этим поделать, Френа?' сказал Вольфрам.
Стены в их доме были тонкими, и, хотя звук был приглушен, Вульфрик мог разобрать большую часть того, что говорили его родители из его кровати. Они думали, что он спит, но оставшиеся раны болели при каждом движении, и он по опыту знал, что вряд ли сможет долго спать этой ночью. Вместо этого ему придется мучиться от разговора родителей, а также от ран, которые нанесли Родульф и его друзья.
Ты можешь поговорить с отцом мальчика, — сказала Френа.
Отец мальчика — купец. Я не собираюсь с ним разговаривать. Он торгует бесполезными безделушками, а его сын может побить моего. Снова и снова. Позор будет слишком велик. В любом случае, он — ученик воина, а Вулфрик — нет. Тут мало что можно сделать".
Его сын на два года старше, — сказала Френа.
'Это не должно иметь значения. Их кровь слаба. Наша — сильная. Вульфрику придется научиться заботиться о себе самому. Плохо, что он до сих пор не приступил к обучению. Ему четырнадцать, ради Джорундира. Он уже два года должен был проходить обучение. Я бы заставил его пройти отбор в прошлом году, если бы думал, что смогу справиться с позором, когда его отвергнут. Я бы предпочел, чтобы его били каждый день, чем терпеть унижение от того, что приходится умолять этого человека, чтобы его сын перестал бить моего. Это позорит тебя, меня и весь мой род до самого его начала, когда боги еще ходили по этой земле. И мальчика тоже; лучше быть побежденным в битве, чем умолять врага оставить тебя в покое".
'Говорят, что Родульф когда-нибудь станет Первым Воином'.
'Задница моя! Единственный, кто так говорит, это его отец и, возможно, один или два его лизоблюда. Он может заплатить за обучение Родульфа воину, но не может заплатить за то, чтобы он им стал. Парень должен пройти испытания, как и все остальные. Если он сможет, то заслужит это. Но я сомневаюсь в этом; никто из этой семьи никогда не был воином. Даже если он станет, он никогда не возглавит эту деревню, помяни мое слово. Первый Воин ведет за собой вдохновением, а не запугиванием и устрашением".
'Но он не заступится за своего сына? Когда-нибудь Вульфи изобьют так сильно, что он останется калекой на всю жизнь. Что ты тогда сделаешь?
'Хватит. Я иду спать".
Вульфрик почувствовал боль в груди, не связанную с избиением, и попытался сделать то же самое.
3
Рассказчик сделал паузу, чтобы выпить. Он воспользовался коротким перерывом, чтобы внимательно осмотреть свою аудиторию. Их реакция была именно такой, какую он искал. Широкие глаза, открытые рты. Они были заворожены.
Он сделал глубокий вдох и уже собирался продолжить, когда тишину нарушил голос из толпы.
"Откуда ты знаешь, что они сказали?" — спросил мальчик, слишком маленький, чтобы подняться со своей кровати в этот час. 'Тебя там не было'.
Рассказчик увидел, как лицо Конрадина исказилось от раздражения. Рассказчика это не беспокоило. Иногда было полезно дать истории отдышаться, сделать паузу, чтобы слушатели могли переварить услышанное и обдумать предстоящее.
'Вы правы, — сказал он. Меня там не было, но я сделал делом своей жизни выяснение всех деталей и фактов о тех историях, которые я рассказываю. То, что я не могу узнать наверняка, обычно можно домыслить. Не забывайте, что история — это всего лишь история…".
Почему бы тебе не взять Вульфрика с собой? сказала Френа.
Вольфрам неловко пошевелился. 'Я предпочитаю охотиться один'.
Все остальные мальчики ходят на охоту со своими отцами. Может быть, это то, что ему нужно".
Вольфрам хмыкнул. Я не люблю, когда кто-то меня тормозит. В деревне достаточно мало воинов, которых я мог бы взять с собой".
'Но ни один из них не твой сын'.
Вольфрам посмотрел на Френу и понял, что у него нет выбора в этом вопросе. Хорошо, но если его загрызет кабан, это будет на твоей совести. Не зря я не брал его с собой раньше; это может быть опасно".
'Так же как и получать побои каждый день'.
Вольфрам знал, что он не успокоится, пока не согласится. 'Собери его вещи. Я отведу его".
Вольфрам повел их прочь от соломенных крыш и дымящихся труб деревни к Высоким Горам. Их скалистые, покрытые снегом вершины доминировали над восточным горизонтом и становились все больше, пока они ехали. Вульфрик все чаще ерзал на своем седле. Он проводил в седле не так много времени, как другие мальчики, и уже через пару часов внутренняя поверхность его бедер начинала натирать. Мужчины Северных земель, особенно те, в ком текла кровь воинов, были рождены для седла и должны были чувствовать себя в нем так же комфортно, как и вне его, но Вулфрик делал то, что от него ожидали, и не более того.
Это не означало, что Вулфрик был плохим наездником, просто его тело было не настолько закалено к длительному пребыванию верхом, как следовало бы. Тем не менее, он не мог жаловаться. Он подслушал разговор отца с матерью и знал, с какой неохотой тот брал Вульфрика с собой. Этого следовало ожидать, но, по крайней мере, у него будет возможность доказать, что отец не прав. Как он это сделает, было совершенно другим вопросом.
Видишь вон ту вершину, — сказал Вольфрам, указывая на ту, которая выделялась на фоне остальных.
Вульфрик кивнул.
Справа — долина, где стоит скала Джорундира. Туда ты отправишься, чтобы стать воином".
Вульфрик смотрел на вершину, на которую указывал отец, пока они ехали. Она казалась такой далекой. Ты ездил туда?
Да. Я и другие юноши, которые должны были стать воинами. Снег там никогда не тает. Я никогда не забуду этот холод". Он усмехнулся при воспоминании.
'Путешествие трудное?'
Очень, — сказал его отец. Двенадцать из нас отправились в путь. Вернулись только восемь. Джорундир не разрешает вступать в ряды воинов тем, кто слишком слаб духом или телом. Те, кто
