Книга Временные трудности - Панфилов

class="p1">Ну а черты лица… Хань не мог бы назвать его уродом. Наоборот, это лицо было по-своему, по-варварски, привлекательным. Вот только подходило оно не уважаемому мудрому учителю, а разве что грубоватому забавному спутнику героя, который появляется лишь для того, чтобы быть убитым подлыми наймитами враждебного дома в первой трети повествования, дав главному герою повод страшно за него отомстить.

— Дорогой… — заговорила матушка, выходя вперёд и остановившись между Ханем и гостем, словно желая закрыть сына ото всех бед своим телом.

Пусть она и знала, с каким нетерпением Хань ждал появления учителя, но чутким материнским сердцем мгновенно почувствовала, что новый наставник совершенно не оправдывает ожиданий сына.

— Довольно! — загремел генерал Гуанг, вскидывая руку. — Два цикла я терпел все эти отговорки и уловки, рассказы о болезнях и слабом сердце. Я долго ждал. Теперь пришел твой черед подождать, моя благородная супруга.

— Но как я могу ждать, если ты собираешься причинять боль нашему ребёнку? — заломила белоснежные руки Лихуа.

Боль? Ему собираются причинить боль? Но ведь так не бывает, так не должно быть! Да, сидеть целыми днями в позе лотоса, пропуская ци через даньтянь, не слишком весело и захватывающе, но никто никогда не говорил, что будет больно!

Бесстрашный и могучий, пусть лично не такой сильный, как имперские грандмастера ци, но все равно прославленный полководец, проводивший долгие годы вдали от дома, на границах и в войнах, генерал Гуанг заколебался. Он очень любил свою третью жену, мать Ханя, и казалось, что ее защита сработает и сейчас.

— Наш сынок был таким слабым и нежным, так много болел, а ты явно задумал что-то нехорошее, хочешь причинить ему боль и страдания! — белоснежные руки снова взмыли к потолку. — А ведь у него слабое сердце!

— Простите, госпожа Лихуа, — вдруг выступил вперед тот, кого привел отец.

Он поклонился, приложив руку к груди, и Хань уставился на него, сердито засопев. Если это злодей, то он — Бао Сяо, который поразит злодея своим стремительным клинком!

— Боль приносит не только страдания, но и радость, новую жизнь. Я слышал, ваши роды молодого господина Хань Нао прошли с большим трудом?

— Да, я едва не потерял свою дорогую Лихуа, — тут же прогудел Гуанг, будто боевой гонг.

— А теперь можешь потерять и сына, и меня! Разве смогу я пережить такие страдания?! Разве ты не видишь, дорогой, что нашему сыну уже плохо? Завтра его осмотрит доктор Пинг, назначит лечение, и после него…

— Никаких после! — на мгновение Ханю почудилось, что он на поле боя против полчищ Зла. — Хватит! Твоя любовь ослепила тебя, Лихуа, и ослепила меня, едва не дав свершиться непоправимому! Я бы так и уехал, смирившись, но небеса послали мне знак!

Он указал на приведенного с собой «учителя», а Хань вдруг заметил, что служанки, явившиеся с матерью, и двое гвардейцев, сопровождавшие отца, подглядывают за сценой и обмениваются красноречивыми взглядами. Вместе со злостью накатила и обида. Он и матушка всегда были добры к слугам и снисходительны к их ошибкам, это отец постоянно их гонял и всё время отчитывал. А они теперь почти смеялись и глумились, разве что не тыкали в его пальцами!

— Поверьте, госпожа Лихуа, воспитание и развитие вашего достопочтенного отпрыска — это благородная забота. Я приложу все усилия, чтобы уберечь изящное дерево вашего сына от влияния несчастий, и не позволю ему засохнуть.

Хань нахмурился еще сильнее, почуяв насмешку. Когда-то он прочел выражение про дом, дерево и сына, и мастерски улучшил его, дополнил словами о том, что надо посадить столько деревьев, чтобы хватило на дом, полный сыновей, да чтобы еще и осталось. Написал красиво на свитке, даже посадил первое деревцо и повесил этот свиток на ветвь, собираясь потом сажать по дереву в день, продвигаясь к горизонту. Но на следующий день пошел дождь, затем бестолковые слуги потеряли саженец, потом привезли новые свитки похождений боевого монаха Жу — любителя свинины, а затем первое дерево почему-то стало засыхать, и как-то все забылось.

Вот только откуда об этом знать самозванцу-«учителю»?

— Что-то он не слишком скромен для своего вида, — заявил Хань, твёрдо взглянув отцу в глаза.

Тот в ответ грозно прищурился, так что Ханю пришлось отвести взгляд.

— «Никогда не следует стыдиться своих побед и надо признавать свои промахи и поражения, как и подобает мужчине», — ответил вместо отца самозванец цитатой, которую Хань считал одним из самых удачных своих творений.

— Да ты издеваешься! — вспыхнул Хань, теряя всякое желание следовать этикету. Да и перед кем тут было распинаться? Уж точно не перед этим простолюдином-разбойником!

От переживаний и болезненного разочарования в ногах возникла слабость. Он сделал несколько нетвёрдых шагов к стене и рухнул в кресло, хватаясь за сердце. «Нельзя полагаться на других, достойный муж берёт судьбу в свои руки» — следуя своему же мудрому изречению, вдобавок к жесту с сердцем Хань еще и застонал, показывая, как сильно он страдает от несправедливости жестокого мира.

— Вот! Вот! — воскликнула матушка гневно. — Смотри, кого ты привел! Какого-то черноногого крестьянина, который оскорбляет нашего сыночка! А ведь у Хаоню и так очень слабое здоровье!

— Помолчи, женщина! — рявкнул Гуанг. — Это тебе не какой-то там шарлатан, вроде твоего Пинга, это сам…

Хань так старался придать себе как можно более болезненный и измождённый вид, что в этот момент его сердце и правда что-то кольнуло, поэтому он с ужасом прислушался к себе, позабыв обо всем на свете. Но укол не повторился, и он облегченно выдохнул, возвращаясь в шумную и ужасную реальность.

— …белой нефритовой эмблемы, самый молодой из грандмастеров ци во всей Империи!

Разумеется, ничего интересного Хань не пропустил!

«Самый молодой» склонил голову, пряча самодовольную ухмылку.

— Дорогой, почему бы тебе не начать учить нашего сына самому? — вдруг вкрадчиво спросила госпожа Лихуа.

Хань воспрянул. Идея была отличной. У отца всё равно никогда не было времени, а подчинённые, которым он поручал тренировать сына, не могли противиться прямым приказам матушки.

— Потому что я уже много раз пробовал, помнишь? — снова, как на поле боя, загремел голос Гуанга.

Хань убрал руки с сердца и закрыл уши, одновременно с этим ощущая укол тревоги. Обычно все разворачивалось по иному сценарию: стоило ему схватиться за сердце, как матушка кидалась на защиту, а отец отступал. Почему же теперь отец вернулся? Что такого там ему наплел этот наглец, посмевший не только осуждать дерево Ханя, но и передразнивать его изречения?

— …сразу по прошествии первой дюжины лет, после наречения ему взрослого имени! И что ты сделала?

— Ты разрушил