утро сидит на берегу и держит палочку в руках?
— Это не палочка, а удочка. Он ею ловит рыбу. Иногда он так много ловит рыбы, что мама устает ее чистить.
— Зачем же она ее чистит?
— Чтобы есть.
— Разве без этого нельзя?
— Ну как же жарить или варить рыбу с чешуей?
— Вы варите рыбу?
— Да, мама ее варит.
— У нас все проще: мы ловим рыбу и съедаем ее вместе с чешуей. У вас другие порядки и привычки.
— Что же, вы только рыбу едите?
— Мы все уплетаем, что поймаем. Хотела бы краба попробовать, но они у нас не водятся, зато есть раки. И разных моллюсков едим, и насекомых на лету ловим, и от слизняка не откажемся. А осенью ягоды любим, иногда за грызунами гоняемся. Бывает, летаем около рыбных промыслов, там всякой всячины хватает.
— А маленьких птенчиков молочком кормите?
— Соня, мы ведь птицы, у нас молока не бывает. Все птицы кормят птенцов полупереваренной пищей, из клюва в клюв. Но все это продолжается недолго, растут они так быстро, что к осени становятся совсем самостоятельные, летят на зимовку и выдерживают тяжелую дорогу.
— И вы их потом встречаете?
— Встречаем. Только одной семьей мы с ними не живем. Весной мы строим новое гнездо и выводим новых птенцов.
— Вы своих детей узнаете?
— А разве тебя мама и папа может с кем-то перепутать?
— Моя мама — нет.
— Ну, вот видишь. Тем более что молодые чайки сильно отличаются от взрослых, а молодость длится несколько лет.
— Как же они отличаются от взрослых чаек?
— Они пестренькие, а серебристыми становятся только на четвертый год.
Тут прилетел Кузя, и прежде чем сменить Матвеевну, обратился к Соне:
— У вас дома переполох, приехала мама с Мишой и Ирой, заглядывают в каждый уголок, ищут тебя.
— Меня?
— Конечно, тебя, больше некого, остальные все рядом с мамой.
— Как же мне попасть домой, кругом вода, а я ещё не научилась плавать.
Соня закрыла руками лицо.
— Перестань горевать и плакать, сейчас Кузя поможет тебе добраться до берега, — сказала Матвеевна.
Кузя издал громкий гортанный крик. Отовсюду прилетели чайки, их было много, очень много. Они ухватили своими клювами веревки качелей, и Соня в одно мгновение оказалась на берегу.
Солнце давно уже скрылось за горизонтом. Кусты смородины и малины очертаниями стали похожи на страшных зверей. Вода в реке поблескивала на перекатах изумрудными звездочками, это свет луны творил свои чудеса.
— Соня! — услышала она голос мамы. — Ребята, здесь она, на качелях, спит!
Загорелся свет, это старший брат включил электрические лампочки, освещавшие участок. Через секунду все собрались вокруг Сони. Она открыла глаза и счастливо улыбнулась.
— Ты почему не отвечала, когда тебя звали? — строго спросила мама, прижимая Соню к себе.
— Я была в гостях у Кузи и Матвеевны.
— Где ты была? — удивился Миша.
— У чаек, на острове.
— Хорошо, ты нам все расскажешь дома, — беря ее на руки, сказала мама.
Когда дошли до дома, Соня снова спала на мамином плече.
— Золотце ты мое, выдумщица, солнышко мое прекрасное, ласточка ненаглядная, — приговаривала мама, укладывая Соню в кровать.
Соня и муравей
В дачной деревушке, где Соня живет летом с родителями и братьями, всего две улицы. Одна называется «Весенняя», а вторая — «Осенняя». Соня спросила однажды папу:
— Почему улицы так называются?
— А потому, Сонечка, что на улицу Весеннюю первой к нам приходит весна, а на улицу Осеннюю — осень.
Когда пришла весна, Соня и сама увидела на Весенней улице проталины, и в них — скромные ростки подснежников, хотя кругом еще белел снег, словно белый лист бумаги. Ну, а осенью первые деревья пожелтели именно на Осенней улице. Обе улицы у самого леса соединялись с дорогой, которая шла через опушку в темный лес. С другой стороны этого леса была такая же деревенька. Иногда мальчишки, жившие за лесом, наведывались к ним в гости. Когда они прибегали, было много крика и шума.
Сонин дом стоял на улице Весенней. Девочке нравилась их улица: широкая, чистая, с канавками для воды, с широкими тропинками вместо тротуаров. Садовые участки были огорожены заборами из нарядного белого штакетника, а ворота были высокие и красивые. Соня любила гулять теплыми летними вечерами по тропинкам-тротуарам, держась за мамину руку, и рассматривать красоту в садах: цветы и кустарники, беседки и гамаки. Бывало, они подходили к реке, садились на лавочку и смотрели на тихо бегущую воду. Очень часто под журчанье воды и плеск волн о берег Соня, прижавшись к маме, слушала сказки о добрых и злых людях, о зверятах, с которыми творились всевозможные чудеса. Как-то раз мама прочла Соне книжку о муравьях, о том, как они живут большой дружной семьей в муравейнике, о том, что существуют муравьи-рабочие, строители, солдаты, и даже няньки. Главная в их доме — муравьиная мама. Няньки ухаживают за ней, за яйцами, личинками и куколками, из которых выводятся муравьи и сразу включаются во взрослую жизнь.
— Так что же, у них у всех одна мама? — удивилась Соня. — Ты же говорила, что муравьев очень-очень много, а муравейник — целый город. Как же одна мама может накормить целый город детишек, рассказать на ночь сказку и уложить спать?
— Так устроена муравьиная жизнь.
— Она устроена несправедливо. У каждого должна быть мама.
— Ты хочешь, чтобы все было, как в сказке?
— Пусть будет, как в сказке. Пусть у каждого муравьишки будет мама, — сказала Соня.
— Пусть будет, как в сказке, — согласилась мама.
В жаркие июльские дни у Сони с мамой в саду было много работы: прополка в цветнике, обрезка лишних веток, а вечером, когда солнце переставало жечь, надо всё полить. Однажды Соня сильно устала и попросила маму отпустить ее к берегу речки, посидеть на лавочке.
Присела Соня на лавочку и стала смотреть на бегущую речку. Ветерок от воды приятно освежал. И вдруг она услышала очень странные звуки, тоненькие-претоненькие, похожие на плач. Так могла бы плакать Дюймовочка. Повертев головой по сторонам, Соня никого не увидела, тогда она присела возле лавочки и стала вглядываться в траву. Тут, среди травинок, она и увидела муравья, который, гладя свою ножку, горько плакал.
— Тебя что, обидели? — спросила она у муравья.
Муравей замолчал, но Соня видела, как
