что всю свою жизнь она жила неправильно, будто тело ей не принадлежало. Тело могло болеть, просто быть вялым, его могло ломить, а Оля продолжала заниматься своими делами, словно это её абсолютно не касалось.
Стоило приехать на ретрит только ради этого. Научиться слушать его. Своё тело. Хотя, конечно, это не главная причина, по которой она попросила отпуск за свой счёт. Отпустили её со скрипом, всё-таки Оля занимала важную позицию главного бухгалтера. Но, с другой стороны, последние десять лет Оля не ходила в отпуск, она ухаживала за своей мамой. Теперь, когда мамы нет, можно начать путешествовать. Хотя и это не основная причина.
Оля распахнула ставни. Узким хвостом виляла кипарисовая дорога, из-за пышных крон пиний подмигивало солнце.
Часы телефона показывали без десяти семь, наверное, Лейла уже ждёт «самых ранних пташек» на йогу в саду. Оля как раз была самой настоящей ранней пташкой, поэтому с удовольствием сходит.
Она быстро умылась, ляпнула на ладонь увлажняющий крем и быстро растёрла его по лицу.
Чёрт, она же должна была сделать утром упражнение с разными гелями для душа. Она подошла к подоконнику, там стояло десять разных флакончиков. Ладно, она сделает все эти манипуляции с ними в другой раз. В конце концов, не ради этого она приехала.
Оля натянула спортивные штаны, байку, кроссовки и вышла из комнаты. В коридоре стояла тишина. Номер дочки находился на другом этаже, Жене дали нежнейшую комнату в сиренево-бежевых тонах, похожую на будуар. Интересно, как ей спалось первую ночь.
Оля поднялась на второй этаж, подошла к двери, приложила ухо и тихонько постучала. Никаких признаков жизни. Дочь была абсолютной «совой», зачем она пришла её будить? Пусть ребёнок поспит. Ребёнок. Называть ребёнком взрослую двадцатипятилетнюю дочь. Что бы сказала её любимый психолог Виктория Фёдорова. Оля хмыкнула и спустилась по лестнице. Собственно, из-за этого «ребёнка» она здесь.
Было непривычно, что дочка спит в другом месте. Они жили вместе с её рождения и, возможно, так бы и продолжали, если бы год назад чисто случайно Оля не подписалась в Инстаграм[1] на знаменитого психолога Викторию Фёдорову.
Оля вышла из дома, в саду стояло радостное щебетание птиц. Она улыбнулась, с детства она обожала различать птиц по голосу, правда, местных распознать не могла. Она обогнула бассейн и вышла в сад, на ковриках сидели Лейла и Маша.
– Доброе утро, – поклонилась ей Лейла, – самые ранние пташки, похоже, прилетели, – она улыбнулась, – что ж, больше ждать никого не будем.
Лейла встала по направлению к солнцу, сложила руки в намастэ и произнесла:
– Мы будем делать сейчас йогу по моей авторской методике, это микс-хатха-йони-йога. Вдыхаем. – И Лейла сделала глубокий вдох и выдох.
– Уходим из головы, наша цель войти в тело, мои дорогие.
Оля прилежно повторяла за Лейлой движение, но не думать не могла. Она попыталась представить, что бы сказала психолог Виктория Фёдорова об этой идее совместного с дочкой ретрита. Она точно не стала бы скупиться на выражения, как это происходило обычно.
Оля хорошо помнит то первое видео, когда психолог произнесла: «Вы ведь на самом деле хотите, чтобы ваша дочь не существовала, вы хотите её поглотить, чтобы она вообще растворилась».
Оля перестала жевать. Нет, конечно, это не так. Она любит свою дочь. Но дальше психолог начала описывать поведение «матери-подружки», и Оля почувствовала, как заливается краской её лицо, в этот момент Оле не надо было смотреть в зеркало, она знала, что покраснела, как лежавшие на кухонном столе дачные помидоры.
Манера психолога, её речь, такая эпатажная, местами вульгарная и чаще всего агрессивная, вызывали у Оли стыд. Виктория Фёдорова называла вещи своими именами, прямо так и говорила: «Вы – эгоистичная инфантильная психопатка, разрушаете жизнь вашей дочери».
После ролика на Ютуб Оля разрыдалась, не потому, что считала себя психопаткой, а потому, что узнала в этом описании свою собственную мать.
Оля тогда остановила видео, начала глубоко дышать, вспоминая, как однажды её мама, расставшись с очередным хахалем, – он оставил её, как только узнал, что у мамы был ребёнок, то есть она, Оля, – ворвалась в её комнату и начала орать, что лучше бы её, Оли, не существовало, что она «изувечила ей жизнь». Оле было десять лет. И последующие тридцать с лишним лет она жила с этой фразой в голове. Да и сейчас, когда мамы не было в живых, фраза то и дело всплывала.
Нет, Оля никогда не позволяла таких слов по отношению к Жене. Наоборот, они с ней ладят, Женя делится с ней всеми своими секретиками, советуется в принятии важных решений. Например, согласиться ли на предложение от компании, в которой Женя работала программистом, на переезд в Польшу. Оля считала, что Жене не стоит уезжать так далеко от дома.
Оля виновато зажевала губу и встала в позу спящей собаки, как велела Лейла. Теперь-то Оля понимала, что их с дочкой симбиоз нездоров, а жизнь двадцатипятилетнего «ребёнка» с мамой привёл к тому, что Женя до сих пор… девственница.
– А теперь, дорогие мои, поднимите таз вверх. Мы сделаем йогу для нашей йони. Вдыхаем и сжимаем все мышцы таза, все-все, каждую мышцу, уретру, анус, нашу вагину, матку, шейку матки, вбираем всё в себя и держим десять секунд. Представляем, как всё там внутри заполняется энергией.
Оля не была уверена, что она сжала именно матку. И не совсем понимала, как заполнять себя энергией. Ну хорошо. Предположим, энергия – это чистый белый цвет. Такой же белый, как потолок в её комнате. Жене было бы крайне полезно сделать эти упражнения, зря она её не разбудила. Йони-йога точно пошла бы на пользу Жениной сексуальной открытости.
Оля узнала о том, что Женя невинна, несколько месяцев назад. Она попыталась выяснить, как обстоят дела с личной жизнью, на что Женя в сердцах выкрикнула: «Да какая личная жизнь, я, вообще-то, ещё девственница!» – и вышла из дома, хлопнув дверью.
– Выдыхаем и расслабляем все свои мышцы полностью, молодцы… – прозвучал голос Лейлы.
Оля выдохнула. Девственница. Оля подумала тогда, что это, скорее всего, шутка, ведь Жене двадцать пять лет. Как такое возможно? К тому же вроде бы Женя постоянно с кем-то встречалась, куда-то ездила с подружками, ну и в принципе работала в айти-компании, где-где, а там недостатка в парнях не было. Однако Женя не шутила. Оля помнит, как принялась мыть посуду, это по-настоящему её успокаивало, и думать о том, что ей надо срочно что-то делать. Ладно она, Оля, её личная жизнь как началась, так и продолжается. Неудачно… Но дочка… Она не может платить за ошибки матери. Оля отказывается быть как описываемая психологом «мать-психопатка», которая завидует своей дочери и хочет, чтобы та была как можно более несчастной. Да, Оля сделала много ошибок, но она любила свою дочь. Что бы там ни говорила Виктория Фёдорова.
– Теперь замечайте в течение дня, как течёт внизу живота новая энергия, и сделайте это же упражнение перед сном, – произнесла Лейла.
Новость про девственность дочки привела Олю к тому, что она продолжила слушать видеоролики Виктории Фёдоровой, а однажды там же, на Ютубе, наткнулась на рекламу этого ретрита и решила, что пора что-то кардинально менять.
– Ом, – завершила йогу Лейла и свернула свой коврик, – увидимся на завтраке.
Оля почувствовала в теле приятную бодрость, а в душе расцветала надежда, что эти десять дней обязательно изменят их с дочкой жизнь. По крайней мере, точно жизнь дочки, ведь ради этого Оля сюда и приехала.
6
Женя
Мама стояла в позе спящей собаки, вот она поднимает ногу вверх, пошатывается, теряет равновесие и заваливается на бок. Стоявшая у окна своей комнаты Женя засмеялась. Смех Жени не был насмешкой, это было ласковое умиление, которое тут же сменилось привычным раздражением. Женя балансировала между сильной привязанностью к матери и усталостью от этой привязанности. Женя, конечно, не скажет об этом маме.
Она встала перед зеркалом, пытаясь распутать сбившиеся волосы. До девятого класса мама заставляла Женю стричься, а потом Женя отрастила длинные волосы, но всё так же не любила их расчесывать. Вот и сейчас она пыталась пробраться расчёской сквозь копну рыжих непослушных кудряшек. В кого она такая кучерявая, Женя так и не выяснила, явно не в маму, а отца Женя не знала. Каждый раз, когда она заводила разговор об отце, видела, какие страдания причиняют такие вопросы маме, поэтому со временем перестала спрашивать.
«Ты же не хочешь расстраивать мамочку», – говорила Женя сама себе.
Или это ей кто-то другой так говорил, Женя уже и не помнит. Она привыкла к тому, что в голове
