другу покосившиеся лачуги с соломенными потрепанными крышами и такими щелями между досками стен, что сразу было ясно: там всегда гуляет промозглый сквозняк от ветра с реки.
Она серым жгутом вилась неподалеку, петляя среди берегов со стекающими вниз нечистотами. Их мерзкий запах наполнил карету помойным ароматом, нагло заполз в нос и нырнул в рот, вызвав жуткую тошноту.
— Опять вонищу развели, — батюшка прикрыл нос кружевным платком. — Ох, получит у меня староста!
— Слег он давеча, господин, — сказала Дженни. — Опять лихорадка скосила.
— Доходяга какой! — отец раздраженно скривился. — То спину у него прихватит, то живот, теперь еще и лихорадка!
— И не говорите, все одно на него беды сыплются, — поддакнула служанка. — Сейчас и дитенки семеро вслед за папкой заболели. Если бы не ваша милость, с голоду бы все перемерли. Как пить дать!
— Нельзя добрым быть в этом мире, — пробурчал лорд, — дорого обходится! Это ваше бабское дело — милосердие всякое. Мужчина должен быть кремень! — он потряс в воздухе плотно сжатым кулаком.
— Ох, как верно сказали, — закивала девушка. — Мир такой жестокий!
— И чего ты там красивого-то нашла? — отец снова прицепился ко мне.
— Дак ведь из храма она, — вмешалась Дженни. — Не видала вообще ничего в жизни. Вот все и кажется красивенным, как дитю малому. Верно, госпожа?
— Да, — торопливо кивнула я. — Так и есть.
— Бабье, — лорд протяжно выдохнул. — То им думать подавай, то красоту. Ты гляди, меня перед женихом не опозорь, поняла? Смотри в пол и кивай. Выполняй все, что велено. Скоро муж твой будущий приедет знакомиться, а там и свадьбу справим.
— Уже? — ахнула я, вскинув на него взгляд.
— Ишь ты, какая! «Уже?» — передразнил он, выкатив глаза. — А чего ты хотела? Помолвки на год? На кой она? Сразу под венец и пойдешь! А потом смотри не балуй, молча выполняй свой долг — что муж велит, то и делай. Ляг на спину в первую ночь и ему не мешай, он все сам сообразит.
— Батюшка! — взмолилась я, покраснев гуще, чем мак на лугу перед озером.
Познания относительно того, что и как происходит в первую брачную ночь, у меня были лишь приблизительные. При храме имелось много живности, которая плодилась в свой срок. Я поневоле видела те моменты, когда совокуплялись животные. Не разглядывала, конечно, тут же убегала.
Девчонки шептались, что у людей также происходит. Как будущую послушницу, избавленную от сего действа, меня эти мысли особо не занимали. А теперь вся неприглядная сторона жизни вдруг ударила в лоб — прямо с разбегу! Даже подумать страшно, что уже совсем скоро свадьба, а после нее ночью я должна буду отдаться мужчине, которого и не видала до того дня ни разу!
— Ладно, оставим эту тему, — сжалился надо мной отец. — Дарина потом все тебе объяснит, как надо лечь и что мужу нельзя перечить, но и притом прилично себя вести, чтобы не подумал, будто ты до плотских утех падкая, испорченная девка.
— Батюшка! — снова простонала я.
— Все, молчу, — пробурчал он. — Стыдливость — это хорошо. В девице должен стыд быть. И покорность — сначала перед отцом, потом пред мужем. Коли так себя вести будешь, жених останется доволен. И я, стало быть, сраму на седины не приму.
— А мы почти что и приехали! — весело заявила Дженни, вновь придя мне на выручку. — Как же хорошо вернуться домой! Верно, госпожа Ивия?
Глава 3. Дом
Дом. Я привыкла так называть храм Богини, ведь большую часть жизни провела там. Замок рода Белых лилий остался в памяти лишь мутными детскими воспоминаниями. Они почти стерлись, став редкими гостями моих снов, как прошлое, к которому возврата нет и никогда не будет.
Я посмотрела на белоснежный замок на вершине холма. С такого большого расстояния строение казалось огромным драконом, присевшим на возвышении, чтобы придирчиво окинуть местность суровым взглядом. Центральная башня Лилия, укрытая с двух сторон искусно выстроенными драконьими крыльями, тянулась ввысь до самых облаков.
Здесь, в горной местности, они пробегали так низко, что в детстве мне казалось: с вершины замка можно запрыгнуть на одно такое шустрое облачко и долго лететь над миром, разглядывая его красоту. Он манил меня своей безбрежностью, искушая просторами и такими разными странами.
Я с замиранием сердца мечтала увидеть хотя бы часть тех земель, что простираются вширь за Долиной белых лилий. Но когда немного подросла, отец приказал привести младшую дочь в кабинет, объяснил про обычай и велел покориться судьбе. Меня увезли в храм Богини, и жизнь сузилась до небольшого мирка послушницы.
Первую неделю я ревела по ночам в подушку. Было страшно, одиноко и тоскливо. Вместо огромного мира я получила крохотную клетку. Но потом обрела вторую маму в лице настоятельницы, полюбила и ее, и Богиню, и все наладилось. А теперь снова рухнуло.
Я вздохнула, глядя на замок. Исполинская мощь его все сильнее раскрывалась по мере нашего приближения. От нее захватывало дух — так и было задумано. За многие столетия родовой замок никому не удалось взять силой — несмотря на многочисленные войны между драконьими кланами. Даже осаждавшие его демоны вынуждены были отступить. Белая лилия оставалась чиста и непорочна, как невеста.
Карета свернула, чтобы объехать холм, и мне стала видна угловая башня с острыми пиками, которые будто клыки впивались в рыхлое облачное нутро неба. Одна из ее стен была почерневшей, словно на нее дохнул огнем огромный дракон.
— Там был пожар? — нахмурившись, я посмотрела на отца, ведь в моей памяти такого не сохранилось.
— Не твоего ума дело, — буркнул он и отвернулся, вновь так сжав трость, что та заскрипела жалобно, будто молила о пощаде.
Лошади тем временем зацокали копытами по булыжнику подъездной дороги. Она привела нас во внутренний двор, к парадному входу, окаймленному двумя белоснежными лилиями, вырезанными из драгоценных пород камня.
На широких серых ступенях нас уже ждали. Впереди стояла молодая брюнетка с непроглядно черным пронзительным взором. Чуть позади нее переминались с ноги на ногу парни в кафтанах, расшитых серебряной нитью. Поодаль теснилась челядь. С любопытством посматривая на
