Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
лет назад, возле библиотеки. Вокруг них собралась толпа. Эрик кричал на Джека, что тот убийца, что он заплатит за то, что сделал с его сестрой, что хоть копы его и отпустили, Эрик ни за что не остановится, пока не докопается до правды. Лицо Джека было бледным, как у призрака, но он не ушёл. Он стоял и слушал, сжав кулаки, пока Эрик кричал и размахивал своими худыми руками, а друзья пытались его удержать. Если в мире и был человек, ненавидевший Джека Кэррола больше, чем Эрик Шелби, я такого человека не знала.
Так почему же Джек попросил меня передать ему привет?
Глава 3
Август, первый курс
В день моего переезда в Дюкет у меня из головы не выходил четвёртый класс. Мы только тем летом переехали из Бедфорда в Норфолк, поэтому в четвёртый класс я пошла в новую школу и отчаянно стеснялась. Я почти ни с кем не разговаривала и не поднимала глаз от ног и покрытого линолеумом пола. Каким-то чудом учительница что-то во мне заметила и предложила мне написать тест для одарённых детей. Мои результаты были достаточно высокими, чтобы попасть в программу для одарённых, и внезапно всё изменилось. Мне давали читать книги для девятиклассников. Контрольные по математике приходили с огромными, жирными, написанными красным маркером пятерками. Я чувствовала себя так, как будто меня укусил радиоактивный паук и наделил меня, будто сверхспособностью, смелостью. Когда со мной разговаривали, я начала поднимать взгляд от пола на лица людей, потому что впервые в жизни чувствовала, что могу стоить внимания.
Четвёртый класс обещал стать лучшим годом моей жизни. Я обожала свою учительницу, миссис Раш – маленькую шумную женщину, которая прямо-таки летала по классу, раздавая комплименты и взъерошивая волосы учеников. В день нашей большой поездки на приливные водоёмы мне разрешили перед тем, как мы все выстроимся для посадки в автобус, пойти в туалет и переобуться в галоши. Я каждый день дома после школы изучала животных, обитающих в приливных водоёмах, и вымолила у мамы пару галош, чтобы я смогла войти прямо в воду и показать всем чему я научилась. Как эксперт. Одарённый ребёнок.
Но когда я вернулась в класс, там было пусто. Класс уехал без меня. Прождав тридцать минут в надежде, что они осознают ошибку, я пошла в приёмную. Там, на неудобном пластиковом стуле, я и просидела остаток дня. Пытаясь – безуспешно – не зареветь. Много часов от слёз у меня болело горло.
Миссис Раш в конце концов появилась в приёмной, ближе к концу дня. Она прошла прямо к секретарше и сказала: «Я пересчитала детей и вы правы, у меня всего тридцать один. Но я всю голову сломала и ну никак не могу вспомнить, кого забыла».
Её слова разбили мне сердце вдребезги. Миссис Раш, моя любимая учительница – та самая, которая, как мне казалось, действительно видит меня и замечает, что я особенная – не могла вспомнить о моём существовании. Секретарша кивнула в мой адрес и прошептала: «Джессика Миллер ждёт тут весь день». Миссис Раш развернулась и закрыла лицо руками. «Ну конечно. Джессика М. В классе так много Джессик. Мне очень жаль».
Я позволила ей обнять меня и взъерошить мне волосы, но никогда этого не забыла. Никогда не простила её. А больше всего – никогда не отпустила себе грех столь крайней непримечательности.
Именно это воспоминание о приливных водоёмах и преследовало меня в день, когда я переезжала в колледж на первом курсе. Переезд должен был быть огромным, волнующим моментом, обозначающим переход из детства во взрослую жизнь. Но всё, о чём я могла думать, был пустой класс и радостное возбуждение, переходящее в неверие, а потом в боль. В моём животе трепетали бабочки, но в горле стоял неприятный комок.
Чего я так боялась?
Поездка на машине из Норфолка в Уинстон-Салем, длиной в четыре с половиной часа, казалась длилась не меньше недели, благодаря желанию моего папы выключить радио и трепаться с невероятной скоростью. Сначала про колледж, а потом про всё подряд, что приходило ему в голову. Это было что-то новое, к чему я всё никак не могла привыкнуть: версия моего отца, которая принимала участие. Да хотя бы вообще говорила. Когда я была помладше, я бы что угодно отдала за разговор с ним, за то, что он проявит ко мне интерес. Но сейчас, после всех наших взлётов и падений, это просто казалось мне неправильным, как будто в теле моего отца поселился самозванец. Энергичность, с которой он показывал на что-то за окном и вертелся на сиденье, чтобы задавать мне вопросы, была излишней. Ненадёжной. Не может быть, чтобы этот взлёт продлился долго.
К тому времени, как мы наконец-то проехали центр Уинстон-Салема и выехали на окраину, где, как тайна, был спрятан университет Дюкет, костяшки крепко сжимавших руль пальцев моей мамы побелели. Она уже пару часов как перестала пытаться включить радио и молча вела машину, позволяя отцу болтать и болтать.
Мы свернули налево – и вот наконец она: гигантская каменная арка, отмечающая вход в Дюкет. Точь-в-точь как в брошюрах. Бабочки били крыльями. Я, у себя на заднем сидении, схватилась за живот.
– Ну, это оставляет величественное впечатление, да? – Одобрительно сказал мой папа. Даже мама отвлеклась от дороги, чтобы одарить меня впечатлённым взглядом. Мы медленно проехали под аркой и двинулись к кампусу. Дюкет был более чем величественным. Башня Блэквел, где находился кабинет ректора, была построена по образу собора Парижской богоматери: один устремившийся в небо смертельным копьём пик, выступающие, будто паучьи лапки, по сторонам контрфорсы. В цветущем величии позднего августа растущие повсюду ряды лагерстремий заливали пространство океаном ярко-алого, прерываемого только сучковатыми магнолиями, раскинувшими руки, засыпанные задержавшимися в конце сезона белыми цветами. Алое и белое. Кровь и душа, как девиз Дюкета: «Mutantur nos et vos, corpus et animam meam». «Мы тебя изменим, тело и душу».
Я была готова к изменениям.
Я подвинулась, чтобы мне не мешала смотреть трещина на лобовом стекле – след от папиного инцидента. Прошло уже несколько месяцев, но денег на то, чтобы заменить стекло, у нас не было, так что все мы научились наклоняться немножечко влево.
– Вот он, – выдохнула я. – Ист-Хауз.
Хоть Башня Блэквел и Обсерватория Дюпона и были самыми знаменитыми зданиями кампуса, я по уши влюбилась в Ист-Хауз. Это было скромных размеров общежитие, почти полностью, снизу доверху, увитое густым зелёным плющом. Это было одно
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
