будут чувствовать себя некомфортно.
Называйте дом как хотите, но, по крайней мере, вы должны были спросить мое мнение! И здесь он делает небольшую паузу, потому что слишком разволновался.
— Конечно, — отвечает Ева, — вы правы, мы должны были подумать об этом. Но когда кто-то открывает гостиниц, он в таком замешательстве, что в конце концов нужно было придумать название быстро и без обдумываний. — Почему вы не присаживаетесь?
Толстопузов садится.
— Табличка — это моя работа, — говорит капитан Ветродуев.
Толстопузов закатил глаза.
— Что вы имеете в виду? — спрашивает капитан Ветродуев.
Я имею в виду, что я видел и получше. И более того, она висит криво. Капитан Ветродуев обиделся. Его глаза поникли, а уши стянулись назад.
— И потом, вы курите вонючий табак, — продолжает Толстопузов.
Кто-то должен сказать ему прямо. Ваш табак воняет!
Ветродуев обиделся еще больше.
— Ну, — говорит Ева, — этот табак крепкий, но к нему привыкаешь. Кроме того, мы всегда держим окно открытым.
— Настоящая причина моего визита, — начинает Толстопузов было то…
Но он вдруг прерывает себя, протягивает ухо, затем поднимает скатерть и заглядывает под стол.
— Что это за шум?
— Жужжание, — говорит кошка.
— Откуда этот звук?
— Из-под моего кресла.
Толстопузов быстро встает, нагибается и заглядывает под кресло.
— И правда!
Она похожа на шмеля, но гораздо больше. Почти такая же большая, как кролик, но имеет все внешние признаки шмеля. И прежде всего, она очень, очень волосатая. А потом этот жужжащий звук. И эти круглые, черные глаза, похожие на шарики.
— Сссс! — шепчет кошка, — ты слишком переволновалась, говорит она Зизи.
— Боюсь, что Зизи испугалась. Она боится шмелей.
— Но что она делает там, под креслом? — Шепчет Толстопузов.
— Мечтает. Мечтает о пудинге. Она пудлинговая пчела.
— Боже мой! — ворчит Толстопузов и возвращается на свое место.
— И вы держите такой элемент в своей гостинице?
— Элемент? — удивляется Ева. Она не элемент! Она сирота! Нужно заботиться о сиротах, о беззащитных существах, таких как она. Более того, она еще и подкидыш. Я нашла ее в саду, на прошлой неделе. Она стояла там, среди роз, одинокая и заброшенная. И когда я спросила ее, нужно ли ей что-нибудь, она ответила: пудинг.
— Во дела! — бормочет Толстопузов.
— Она такая хорошая, — продолжает кошка. — Тихая и ласковая. А еще у нее хороший аппетит. Она спит в моей комнате, в старой детской кровати, которую мы нашли на чердаке.
— Да уж, — пробормотал Толстопузов, тихо вздыхая. — Это была моя кроватка. Видимо все должно было закончиться именно так. Но я больше ничего не скажу.
— Естественно, нельзя давать ей слишком много пудинга, — продолжает кошка. — Потому что она может стать толстой. Малыши должны есть что-нибудь другое. Например, морковь.
— И почему ты смотришь на меня? — спрашивает Толстопузов.
— Не случайно. Возможно, вам давали слишком много пудинга в детстве?
— Мне? Скажешь тоже! Я такой толстый из-за пива. В конце концов, я управляю пивоварней.
— Ах, да, — говорит Ева.
— Когда она похудеет, — наконец вмешивается курица, желая принять участие в разговоре, — она сможет летать.
Но кошке не нравится это слышать. — Она нет, — утверждает Ева. Кроме того, почему она должна летать? Она может ходить на своих лапах, как все разумные существа.
— Кстати, я должен поздравить вас — говорит Толстопузов кошке, — за это время вы стали известной на весь город своими блинчиками в витрине кафе Теремок. Надеюсь, вам хорошо заплатят. И вы сможете…
Но и на этот раз Толстопузову не удается закончить разговор, потому что внезапно он услышал стук и грохот внутри шкафа, как будто кастрюли и сковородки решили упасть все сразу.
— Что это? — удивляется Толстопузов.
— Ах, это, — задумчиво говорит Ева, разглядывая сервант, — это Гекко Джек. Я бы очень хотела знать, что он там ищет. Там нет ничего, кроме старых горшков, и нет места, чтобы пролезть, но он постоянно охотится там.
Толстопузов решительно открывает дверь и вытаскивает за хвост Гекко Джека из-за горшков, положив его на середину кухонного стола.
— Посмотри, кто пришел к тебе, милый! — говорит она ему, — поздоровайся с ним, как хороший мальчик!
Но Гекко Джек смотрит в сторону.
Толстопузов быстро отодвигает стул от стола.
— Это же рептилия! — шепчет он, с ужасом глядя на маленькое животное.
— Я вас умоляю! Он даже не кусается! У него даже зубов нет. Вы можете спокойно наблюдать за ним вблизи.
Ну, глядя на него вблизи, нельзя сказать, что он красавец, этот Гекко Джек. Он напоминает ящерицу, почти как маленький крокодил, но менее бронированный и с тонкой чешуей.
— Рептилии типа Гекко, — объясняет Ева, — практически вымерли. Странно, что он до сих пор существует. У него почти нет родственников, по крайней мере, поблизости. Так что вы можете считать его сиротой. Интересно, как он здесь оказался.
— И он тоже подкидыш?
— Да. Я нашла его лежащим у ограды с больным животом. Он полностью выпил корову.
— Что он сделал? — восклицает Толстопузов.
— Выпил все коровье молоко. У соседской коровы! Каждый вечер я покупаю молоко у них.
Он также спит в комнате со мной, в корзине для белья.
— Я пытался сказать вам, что… начинает снова Толстопузов. Но и на этот раз ему не повезло, из музыкального зала раздается шум.
Кто-то в полную силу бьет по клавишам пианино. И вдобавок ко всему начинает петь.
— Это Джио, — говорит кошка Ева Толстопузову, с легкой натянутой улыбкой. Временами он может быть немного шумным, я должна признать это. И немного грубоват. Но он исправиться. В конце концов он только что вышел из леса!
Потом она встает, поспешно выходит и направляется в сторону музыкальной комнаты. И все остальные, даже Толстопузов идут за ней. Только Гекко Джек остается на месте.
В центре небольшой комнаты стоит пианино. И сидя на табурете для пианино, лохматый кабан начинает петь, помогая себе рылом и клыками.
— Прощай моя любовь- поет он. — Я плачууу и ухожу! И тем временем он бьет по клавишам. Он носит длинные полосатые шорты и ужасно волосат, особенно на затылке и за ушами. В некоторых местах его волосы встают дыбом как шипы.
Ева подходит к нему и бьет его лапой в бок.
— Эй, Джио! — кричит она, чтобы перекрыть шум. — Ты не один в этом доме!
Джио закрыл пианино и перестал петь. В доме снова во царила воскресная тишина.
— Это тоже сирота? — Толстопузов спрашивает.
— Сомневаюсь, — отвечает кошка. — Я думаю, он сбежал, потому что ему не нравилось быть в лесу. Его музыкальный талант не мог проявиться. Поэтому я пригласила его к нам в теремок.
— В конце концов, для чего было
