с детьми устроилась у друзей, пока мы окончательно не переехали. Они будут здесь завтра.
— Где вы находитесь?
— У себя. А почему такой идиотский вопрос? Разве не вы мне позвонили?
— А где именно «у себя»?
— Ах, да. На Вашингтон-гейтс. Мы переехали некоторое время тому на…
— Боже мой, точный адрес!
— 2450, Восток, 187-я улица, квартира 604. Но…
— Не кладите трубку. — Кленси прикрыл рукой трубку и повернулся к Мэтью. — 2450, Восток, 187-я улица, квартира 604. По дороге остановитесь по старому адресу, там должен находиться парень, который охраняет черный ход, если ему не сказали, что Кирквуд переехал. — И снова в аппарат: — Что это значит, Рой? Вы переехали, не оставив нигде своего нового адреса?
— Вы, наверное, спрашивали об этом у моей старой консьержки, вернее, консьержа, — сказал Кирквуд смеясь. — Боже мой! Он прекрасно знает мой новый адрес. Но он неразговорчив. Ему на всех наплевать.
— Неразговорчив? У него могут быть крупные неприятности с полицией, если он откажется поговорить с ней. А телефонная компания? Почему она тоже не знает?
— Я сдал свою старую квартиру и телефон оставил там. А в самом деле, как вы разыскали мой телефон?
— Я не знаю, но могу спросить у дежурного сержанта, если это вас интересует. — Он наконец заговорил серьезно. — Послушайте-ка, Рой. В течение нескольких дней вас будут охранять два ангела-хранителя. Я просто хотел вас предупредить.
— Что? Но почему? Чем это вызвано?
— Потому что полиция хочет защитить вас, пока не найдут Ленни Серверу.
— Вы смеетесь, Кленси. — В голосе Роя послышалось облегчение. — Я, разумеется, знаю о побеге, так как все только и говорят об этом. Неужели охрана моей персоны вызвана угрозами трехлетней давности? Но это просто смешно! Боже мой, это…
— Не спорьте, Рой. У меня есть приказ, и я его выполняю. Так не хитрите и не старайтесь улизнуть от моих ребят.
— Послушайте, Кленси, у меня сейчас предвыборная кампания. Если за мной повсюду будут ходить двое полицейских, я запросто возомню о себе как о великом судье без страха и упрека.
— Бесполезно спорить, Рой. Вас во всяком случае будут охранять. И если вам это доставит удовольствие, то я могу сказать, что вашего противника тоже будут охранять и все по той же причине.
— Это правда? Ведь Кейль был судьей на том процессе.
— Совершенно верно, — сказал Кленси, а сам подумал: «Как будто бы ты забыл это!»
— Когда ваши сторожевые собаки начнут ходить за мной по пятам?
— Они уже в пути. Повторяю, не старайтесь улизнуть от них.
— Согласен, Кленси. Я попрошу их даже подтолкнуть мою машину, когда она вздумает забуксовать. — В голосе Кирквуда послышалось любопытство. — Есть что-нибудь новенькое в этом деле?
— Пока ничего. Вы знаете столько же, сколько и я. Но инспектор Клайтон не хочет рисковать, а он начальник, и ему виднее. Именно поэтому вас и будут охранять. Вас и судью.
— Понимаю. А вас?
— Не беспокойтесь обо мне. Занимайтесь собой. — Кленси посмотрел на часы. — Я кладу трубку, Рой. И запомните, что я вам сказал: возможно, все эти предосторожности — глупость, но у меня приказ. Пока!
— Пока, Кленси. И спасибо!
Кленси положил трубку и повернулся к Стентону.
— На чем мы остановились?
— Мы закончили. Что дальше делать, лейтенант?
— Техники подключились к телефонам мадам Серверы и Эрнандес. Вы сейчас, пока свободны, прослушивайте телефон матери. Позвоните в штаб, там вам скажут, где установлен магнитофон. А сержант…
Снова зазвонил телефон.
— Алло!
— Это Капровский, лейтенант.
— Где вы находитесь?
— Перед домом девицы. Она еще не вернулась.
— Откуда вы звоните?
— Из бара, напротив ее дома.
— Из бара?
— Это совсем не то, что вы думаете, лейтенант! Просто это единственное место, где есть телефон.
— Кап, к телефону девицы уже подключились.
— Я знаю. То есть я хочу сказать, что я догадался об этом. Я видел, как в дом входили люди, они еще до сих пор там.
— Хорошо, — сказал Кленси, — кстати, нечего пытаться допрашивать девицу. Это ничего не даст. Вы просто будете слушать ее разговоры. Если до полуночи вы не услышите ничего интересного, то включите магнитофон, а сами возвращайтесь домой. Утром возьмите ленту и несите ее сюда. До восьми часов. Послушаем вместе.
— Договорились, лейтенант. Мне надо спешить, если я хочу застать техников, пока они не ушли. Больше ничего?
— Пока это все. — Кленси дал отбой. — Вы слышали, Стентон? То же самое и для вас. Сервера должен позвонить до полуночи, если он вообще позвонит, что весьма удивило бы меня. По-моему, он отвернулся от Нью-Йорка и едет все дальше и все быстрее. И он, разумеется, звонить никуда не будет.
Стентон откашлялся.
— Лейтенант…
— Да?
— Судью и прокурора охраняют, но… Послушайте, магнитофон записывает автоматически. Он может работать один, пока вы не вернетесь домой… Я останусь с вами…
— Стентон, — холодно произнес Кленси, — разрешите мне вам сказать одну вещь: главный инспектор отдает распоряжения инспектору. Инспектор — капитану Вайсу. Капитан Вайс — мне, а я — вам. Вам это понятно? Все идет установленным порядком, и не будем ничего менять. Согласны?
— Как вам будет угодно, лейтенант. — У Стентона был несчастный вид. — Где я найду вас, если будут какие-нибудь новости?
— Сейчас я иду обедать. Потом буду у судьи Кейля, а затем — дома. Идите следить за телефоном.
Стентон надел свой дождевик.
— Ничего не поделаешь, вы начальник, лейтенант.
— Ну, — сказал Кленси, тоже поднимаясь с места, — можно смело сказать, что вы меня поняли!
Вторник, 20 часов 40 минут
Судья Эмиль Кейль жил в одном из тех монолитов, которые тянулись вдоль Восточного центрального парка. Как только судье удалось выгодно употребить свои сбережения, он забрал дочь, библиотеку, кое-что из мебели и переселился в этот более шикарный район.
Когда Кленси вышел из такси, дождь уже кончился. Лейтенант вошел в загроможденный холл. Еще влажный от прикосновения мокрых туфель и зонтов, ковер издавал слабый запах болота. Под укоризненным взглядом человека, сидевшего за столиком, Кленси пересек холл и вошел в лифт.
Лакей открыл дверь и взял у него шляпу и дождевик. Когда он ввел Кленси в салон, судья Кейль с протянутыми руками бросился ему навстречу.
— Здравствуйте, лейтенант, как поживаете?
— Очень хорошо. Спасибо, сэр.
Кленси пожал его маленькую, но сильную руку, думая о том, что у него самого рука еще мокрая от дождя. Он также был поражен контрастом между своим поношенным костюмом и несколько мятым галстуком и безупречным смокингом судьи, с атласными отворотами, элегантным жилетом и поясом. Кленси удрученно вздохнул.
— А как вы поживаете, сэр?
Судья счел этот вопрос риторическим.
