в одну из гардеробных у Артёма. Пока заберу только любимые книжки Тима и свои иллюстрированные альбомы, посвящённые архитектуре, градостроительству, дизайну, — их для меня по букинистам начал собирать ещё дед.
Три дня спустя я прошу о помощи Артёмова водителя, и тот присылает минивэн с парой крепких парней. Мы загружаем туда вещи, садимся с Тимом сами и уезжаем в новую жизнь. От Артёма пришло сообщение, что он не сможет нас проводить. Я робот. Я робот. Я робот.
Я нагружаю себя трудом. Трижды делаю уборку. Перестирываю шторы. Намываю окна, полы и сантехнику. Хорошенько обрабатываю влажной тряпкой шкафы. Раскладываю вещи сначала в одном порядке, потом в другом. Отвезя Тима в сад, я еду в хозяйственный магазин и покупаю новое постельное бельё, кофеварку, половики и забавные суповые миски. Наконец, я решаю взять ещё и чёрную грифельную доску для рисования мелом. Всегда мечтала поставить такую у входа, изображать на ней забавные картинки и писать мотивационные надписи красивым почерком. Артём считал это пошлостью, проявлением дурновкусия. Так что, это ещё и небольшая месть. Будет видеть доску каждый раз, являясь за Тимом.
Наступает утро субботы, и я жду, когда приедет Артём. У меня внутри глупая надежда, что он вдруг бросится передо мной на колени и начнёт молить о прощении. Но он просто стоит в дверях и ждёт, пока я одену Тимофея. Артём хмыкает, и я понимаю — это в адрес доски.
Они уходят. Заперев дверь, я думаю, чем мне заняться. Можно поработать, а можно почитать книгу или посмотреть фильм. Пойти прогуляться по новому району, выбрать, какие детские площадки будут интересны Тимофею. Найти аптеку, работающую круглосуточно. Понять, где стоит киоск со свежим хлебом.
Но, наконец, внутри рвутся тесёмочки, которые держали меня вместе.
Я иду в спальню, ложусь на кровать и просто наблюдаю, как лучи солнца передвигаются по стене течение дня, а потом и вовсе наступает темнота.
Две недели проходят как в полусне. Я будто бреду под водой. Выполнение простейших задач требует колоссальных усилий. Только ради сына я заставляю себя шевелиться. Улыбаюсь, варю кашу, наполняю ванну перед сном. Отведя ребёнка в сад, я возвращаюсь домой и ложусь на пол. Прямо в пуховике, едва скинув сапоги.
Любой телефонный звонок вызывает панику, так что вскоре я отключаю звук. Иногда я не могу заставить себя сходить в туалет. Я терплю боль от позывов в мочевом пузыре и ненавижу то, что жизненные процессы во мне всё ещё происходят: кровь бежит по венам, сердце сокращается, волосы и ногти растут. Я почти перестаю есть, потому что ощущение еды во рту вызывает тошноту.
Особенно тяжело отвечать на вопросы Тимофея. Мы с Артёмом объяснили ему, что папе с мамой придётся пожить отдельно. Что всё так же любим его и у него будут целых два дома и в два раза большее количество игрушек. Но Тим, хотя и привык засыпать и просыпаться без отца уже давно, тоскует по привычным ему вещам, соседям, друзьям во дворе.
Каждую минуту я веду внутренний разговор с Артёмом. В своих мыслях я кричу на него, швыряю в него вещи, царапаю лицо, рву любимые рубашки, выкидываю костюмы с балкона.
— Посмотри на меня! Я раньше бегала марафон, а теперь не могу дойти до туалета! Мои мышцы превратились в желе, я с трудом вытаскиваю нашего сына из ванны. Волосы грязные, я не расчёсывалась уже неделю, а ведь раньше ты так любил зарыться носом в мою макушку. Почему ты так со мной поступил?! Если разлюбил меня, почему не сказал прямо?! Разве мы не обещали друг другу быть честными?! Что с тобой произошло?!
Я всё время думаю, где мы свернули не туда. Почему Артём стал таким? И стал ли? Может, это просто я изменилась и увидела его по-настоящему?
Сколько хороших поступков нужно совершить человеку, чтобы понять, что он хороший? Я вспоминаю, как однажды вечером мы ехали в машине по какому-то проулку. И вдруг он остановился прямо на дороге, вышел и стал свистеть, глядя куда-то назад. Я обернулась на своём сиденье и увидела, что в нашу сторону быстрым шагом идёт девушка. Артём дождался, чтобы она вошла в подъезд, сел на своё место, молча улыбнулся мне и поехал дальше. Чуть позже меня догнала картинка — когда мы проезжали мимо девушки, за локоть ей цеплялся какой-то мужчина.
С тех пор, когда мне казалось, что Артём делает злые вещи, я всегда вспоминала тот момент на дороге. Каждое проявление его заботы и участия я бережно сохраняла у себя на стеллаже памяти. Доставала время от времени, любовалась, порой даже мысленно хвасталась перед другими женщинами. Я уверила себя в его непогрешимости и мудрости. А может быть, зря? Может быть, Артём не был хорошим человеком? Не был добрым, справедливым и лишь влюблённая я возвела его на пьедестал и не хотела видеть, что он из пыли и дыма?
Каждую ночь мне снится наше прошлое. Вот мы едем на велосипедах по тропинке через лес. Вот Артём на руках переносит меня через порог квартиры. Ночь, когда мы зачали нашего сына — он сжимает мои плечи, смотрит в глаза. И каждый сон заканчивается одинаково. Артём улыбается, я улыбаюсь в ответ, но радость прерывает резкая боль. Я смотрю на свой живот, а в нём — нож, и кровь стекает на пальцы моего мужа.
Глава пятая
Однажды утром я слышу дверной звонок. Не знаю, кто это может быть, наверное, ошиблись адресом. Но звенят настойчиво, периодически переходя на стук.
Открываю дверь. За порогом стоит очень высокий, очень бородатый мужчина. Он передаёт мне телефон.
— Что? Вы кто? — но всё же беру трубку. В ней раздаются Анины крики и плач.
— Надейка, слава богу! Я чуть с ума не сошла! Пришлось звонить Нилову! Почему не отвечаешь?! Я родила, ты, сволочь! Так бы приехала тебя за шкирку вытаскивать, небось, хандришь там, как коза последняя!
— Анюта, прости меня, дуру несчастную! Я хотела тебя поздравить, но не было сил ни с кем…
— Так, ты мне ещё отработаешь! Срочно собирайся, нужна помощь! Зоина группа приехала на конкурс, номер под музыку из «В мире животных»! Надо на лицах морды зверей нарисовать! Спасай детей! Гримёрша сломала ногу прямо перед вылетом! Все краски у моей мамы, она уже там.
— Ань, я поеду, а куда?
— Максим всё знает, он тебя отвезёт! — Мужчина в дверях кивает и поднимает большой палец вверх.
