отмоем, вылечим – и не будет лучше коня на свете.
Влад спорить не стал: хворого было жаль. Марина дала список лекарств, и парнишка рванул в аптеку. Потом они накормили Леннона, обработали его раны и отвели в стойло.
Наутро, зайдя в конюшню с овсом, Влад увидел, что постояльцу лучше. Тот замотал мордой и ткнулся тёплым носом в его шею – мол, спасибо.
Леннона отмыли, расчесали хвост и подстригли гриву – в неё прочно вцепился репей. И оказался конь белоснежным красавцем. Он быстро пошёл на поправку: никто бы не узнал ныне в резвом скакуне недавнего больного.
Влад и Леннон ни дня не могли друг без друга прожить. Летом бродили по обрывистым тропам, зимой ездили к склонам, где однажды Влад и сломал ноги, катаясь на сноуборде. Серьёзно сломал, два месяца провёл в постели, совсем по учёбе отстал. Потом встал на костыли, но до школы не дойти – далеко.
И тут удивил Леннон: он опустился на колени, и Влад смог залезть на него. Никто от коня такого не ожидал. Теперь можно было ездить в школу. Так и повелось: пока парень не выздоровел, конь возил его на учёбу. Без него Влад точно на второй год остался бы.
А Леннон был рад другу помочь и гордился собой. Чтобы понять это, достаточно было просто заглянуть в его глаза.
Многодетная мать
Двенадцатилетний Юра косил траву со взрослыми мужиками наравне, дело это пацану нравилось. Махнёшь косой, а за ней ровнёхонький слой срубленных травинок бархатится, и земля дышит, точно говорит: «Спасибо тебе, молодец, теперь свободно мне, вольготно!» Наработаешься – тело гудит, а потом сидишь с мужиками в тени берёз костромских, смотришь на Волгу и молоко пьёшь с хлебом, матерью заботливо в котомку положенные, да взрослые разговоры слушаешь.
В один из таких сенокосных дней в подберезье к обеду начали стекаться мужики. Подошёл старик Михалыч, расстроенный, и говорит:
– Эй, Юрка! Я там это… Гнездо куропатки срубил. А мамашки на месте нет, наверно, это… струхнула, убежала. А птенцы это… похоже, только вылупились, мокрые сидят… глаза ещё не разули. Беги, вон у той ивы, посмотри!
Парень рванул что есть мочи. Ещё бы, когда вдругорядь птенцов такой птицы вблизи рассмотришь! Взрослых куропаток он не раз видел, только они пугливые такие – убегают обычно быстрее, чем поймёшь, что к чему. Прибежал Юра к иве, смотрит по сторонам, ничего в траве не видно, только попискивает кто-то. Пошёл на этот звук, а у самых кустов, в скошенной траве, действительно гнездо, а там птенцов маленьких побольше десятка, мокреньких ещё. Кто-то сидит уже, кто-то на боку лежит, будто с силами собирается, чтобы на ножки встать. А мамы их не видно нигде, он даже по кустам ближайшим походил, посмотрел. Взял свою пилотку да и собрал перепуганных птенцов туда. Малыши не сопротивлялись, даже обрадовались теплу человеческих рук.
Что делать дальше – парень не представлял, да и Михалыч расстроил:
– Не выживут они дома, Юрка. Куропатки, они это… птицы дикие, а птенцы, глянь, малыши ещё совсем… им тепло постоянное нужно, уход.
– Тут они тоже не выживут, – пробурчал паренёк и ещё плотнее прижал пилотку к себе.
А дома достал своих подопечных и посадил на тёплую печку, повыше от кошки Седульки – вдруг решит, что их ей на ужин принесли. Правда, старой подслеповатой кошке сейчас не до птенцов: своих котят родила, а сил уже мало было, лежала себе под печкой, а детки её по ней ползали. Но всё равно – от греха подальше.
Спал он с птенцами на печке. Лег с краю, чтобы пернатые ночью с такой высоты не упали. А утром решил их на пол спустить и посмотреть, что будет. Чай не Емеля, не лежать же весь день на печи, работы много. Радостные птенцы разбежались кто куда, а потом сначала один, потом второй прибежали к Седульке с котятами и прижались к её тёплому боку. Кошка же вместо того, чтобы прогнать пернатых, каждого вылизывала, как своего родного. Через пять минут все птенцы сидели вокруг Седульки, парочка даже сверху забралась, и грелись. А старая кошка мурчала от удовольствия: «Старая, старая, сколько у меня детей, ни у одной молодой столько никогда не было».
Так и выросли куропатки рядом с Седулькой. Если бы не её тепло и материнская забота, ещё неизвестно, выжили бы. Кормил их Юра крапивой рубленой, зерном и даже муравьиные яйца им собирал, знал, что куропатки их любят. А кошка их так за своих детей и считала, и парень был уверен, что даже немного гордилась, что ей на старости лет такая честь выпала – стольких детей воспитывать!
Настоящий рыцарь
Сложно было найти более неподходящее место для высиживания птенцов, но казарка была неопытной мамой и совсем растерялась. Птица летала над Буффало, что расположен в озёрном крае на границе между США и Канадой. Город казался огромным чудовищем, шум машин и огни пугали. Найти здесь гнездо было невозможно – мест с высокой травой в мегаполисе нет. А кладку уже было необходимо делать, она чувствовала это. И вот чудо: практически неосвещённое место под спасительными кронами деревьев. Казарка быстро приземлилась и даже нашла что-то вроде готового гнезда – это была большая каменная урна на чьей-то могиле. Но что может знать простая птица о человеческих кладбищах?
Спешно накидав травы в каменное углубление, молодая мама сделала кладку и уселась на яйца. Вдалеке слышались звуки города: гудки машин, шуршание шин, голоса людей. Ей было страшно и одиноко, день выдался нелёгким, а впереди всё было ещё более пугающим. Ведь обычно казарки высиживают кладку по очереди: он и она, мама с папой. И вокруг есть другие птицы – живут казарки колониями. Всегда есть тот, кто может остаться греть будущих малышей, пока мама улетает поесть, а главное – есть кому предупредить об опасности. Сможет ли она одна высидеть своих первых детей? Увидит ли их? Встревоженная казарка настолько устала, что заснула, несмотря на все свои страхи.
Можно только догадываться, как она оказалась одна. Скорее всего, птица с будущим отцом своих детей построила гнездо в высокой траве на берегу озера. И они уже дружно гоготали «а-хонг, а-хонг», обсуждая, какие красивенькие у них вылупятся птенцы. Но что-то случилось… Хищник? Охотник? Хулиганы? Возможно, её возлюбленный даже погиб,
