откуда никто не возвращался. Альфред принял эти документы от неизвестных ему людей вместе с обещанием, что они помогут его семье добраться до Америки, где его ждали бывшие коллеги, Энрико Ферми и Лео Силард. Несмотря на все испытания, которые выпали на их долю за эти месяцы, остаться дома было бы неизмеримо хуже. До Альфреда доходили слухи о чистках в Львовском университете, подобных тем, что прошли ранее в Варшаве и Кракове. Оставшихся коллег профессора расстреляли, выкинули на улицу или угнали вместе с семьями неизвестно куда.
Берите документы, — талдычил полицай. Это хороший знак или плохой? Альфред терялся в догадках. Тем временем исполненные надеждой и тревогой люди вокруг приходили в движение. А вдруг и правда все прояснилось и они смогут уехать?
Дня не проходило, чтобы он не мечтал о том, как передаст плоды своего труда людям доброй воли, а не этим нацистам.
— Дорогая, пойдем скорей! — Альфред помог жене собрать вещи в чемодан. Марта очень ослабла за последнее время. В ноябре она подхватила простуду, которая так и засела у нее в груди. За время их скитаний она состарилась лет на десять.
Им пришлось оставить все свое добро — фарфоровую посуду, коллекцию антикварных аптекарских флаконов, все его награды — всё, что имело ценность, за исключением нескольких фотографий и, конечно, его работ. Все это они распихали по сумкам, потому что на сборы у них были всего сутки.
— Люси, торопись! — Альфред сунул бумаги в портфель к книгам, которые ему удалось прихватить с собой. Он мог пожертвовать одеждой, дипломами, фотографиями родителей, любыми дорогими ему вещами. Даже лучшей парой ботинок. Но работа — это святое. Его формулы и выводы. Их надо было спасти во что бы то ни стало. Когда-нибудь это оценят. Он поспешно затолкал бумаги в портфель и защелкнул замок. — Марта, Люси, нам пора!
Те, кто оставались, желали им доброго пути, прощаясь с отъезжавшими, как прощаются с отпущенными на волю сокамерниками.
— До встречи в лучшей жизни, — говорили они, будто предчувствуя, что путь отъезжающих не будет усеян розами. За месяцы, проведенные вместе здесь, в жуткой тесноте, они как будто сроднились.
— Бог в помощь! Прощайте!
Оказавшись за дверью, Альфред, Марта и Люси влились в поток людей, двигавшихся по коридорам во внутренний двор. Матери и отцы вели за руки детей, сыновья и дочери помогали пожилым родителям спускаться по лестницам, оберегая от натиска толпы. На улице, дрожа на зимнем ветру, люди тихо переговаривались и строили догадки о том, что ждет их впереди. Те, кто оставался, смотрели на них сверху, сгрудившись у перил.
— Папа, что с нами будет? — спросила Люси, тревожно глядя на вооруженных немецких охранников.
— Не знаю, — ответил Альфред, глядя вокруг.
Если бы затевалось что-нибудь недоброе, немцев было бы больше. Люди жались друг к другу на ветру — торговцы, учителя, бухгалтеры, раввины — все в длинных шерстяных пальто и фетровых шляпах.
Раздались свистки, и к толпе беженцев вышел капитан французской полиции в сопровождении немецкого офицера. Капитан приказал всем построиться в очередь и держать документы наготове. Альфреда встревожило, что немец был одет в серую офицерскую шинель с нашивками Абвера — секретной разведслужбы.
Профессор, его жена и дочь, подхватив чемоданы, присоединились к очереди.
Французский капитан двигался от семьи к семье, внимательно изучая документы и всматриваясь в лица их обладателей. Одним он приказывал оставаться на месте, других отсылал на противоположную сторону двора. Повсюду стояли вооруженные охранники. Псы заходились лаем и рвались с поводков, нагоняя страх на детей и взрослых.
— Я была бы рада уехать из этого места, все равно куда, — произнесла Марта.
— Да, — согласился Альфред. По настрою солдат он уже заподозрил, что творится что-то нехорошее. Охранники стояли, низко надвинув на лоб фуражки, и не выпускали из рук оружия. Они не вступали в контакт, не проявляли дружелюбия.
Тех, кто не понимал по-французски, отсылали в сторону без всяких объяснений. Одна пара, судя по всему венгры, начала громко возмущаться на своем языке, когда французский полицай попытался их подтолкнуть и пинком распахнул их чемодан, из которого вывалились религиозные атрибуты. Венгры бросились их подбирать с таким рвением, как будто это были купюры по тысяче злотых. Старик с длинной седой бородой, по виду раввин, упорно продолжал совать полицаю свои документы, пока тот в раздражении не вырвал их из его рук и не швырнул старику в лицо.
Нет, подумал Альфред, тут что-то неладно.
Капитан и его немецкий коллега продолжали досматривать очередь. Усмиряя беженцев, солдаты и охранники действовали довольно грубо.
— Не беспокойтесь, нас проверяли уже множество раз. Мы точно должны пройти, — уверял Альфред жену и дочь.
Но, по мере того как после очередной проверки, сопровождаемой возмущением и протестами, все новых и новых людей отсылали под охрану вооруженных солдат, чувство тревоги нарастало.
За оградой с шипением остановился поезд.
— Вот видите, нас увезут отсюда, — Альфред старался говорить с оптимизмом.
Наконец, очередь дошла и до них.
— Документы, — бесстрастно произнес капитан. Альфред протянул паспорта, согласно которым он и его семья находились под защитой парагвайского правительства и последние несколько лет временно проживали в Польше.
— Мы так давно мечтаем вернуться домой, — признался Альфред капитану, перейдя на французский. Капитан никак не отреагировал на слова профессора, он лишь переводил взгляд с документов на лица стоявших перед ним людей. За последние восемь месяцев эта процедура повторялась бессчетное количество раз, но под пристально-холодным взглядом абверовского офицера, стоявшего, скрестив руки, за спиной у капитана, Альфреду стало не по себе.
— Сеньорита, вам понравилась Франция? — спросил капитан Люси на довольно сносном испанском.
— Si, месье, — ответила она, и Альфред явственно услышал в ее голосе страх. Неудивительно. — Но я бы хотела вернуться домой.
— Разумеется, — отреагировал капитан и повернулся к Альфреду. — Здесь написано, что вы профессор?
— Да. Занимаюсь физикой электромагнитных излучений.
— А где вам выдали эти документы, месье?
— Простите? Где нам выдали документы? — растерянно переспросил Альфред и внутри у него все похолодело. — Мы получили их в Варшаве, от парагвайского посольства. Уверяю вас, они действительны. Вот, посмотрите сюда… — и он попытался указать офицеру на штампы и подписи в паспорте.
— Боюсь, эти документы поддельные, — заявил капитан.
— Прошу прощения?
— Они ничего не стоят. Такие же ненастоящие, как и ваш испанский, мадемуазель. Никто из вас… — он повысил голос, чтобы его услышали все находившиеся на площади. — Никто из вас больше не находится под защитой парагвайского или сальвадорского правительств. Установлено, что все эти визы и паспорта недействительны. Вы все являетесь пленниками французского правительства, которое, учитывая вашу
