Книга Сердце Рароха - Элли Флорес

разных чувства. Первое — это страх. Все знали пословицу «Польстилась на злат корень девица — пришлось от позору девице топиться». Все слышали и пересказывали друг другу страшные историйки о наложницах знати, потерявших не только честь и отеческую семью, но и право создать свою на веки вечные. О младенцах, тайком подкинутых в храмы на попечение добрых светлых жрецов. О тех, кто умер, не перенеся страдания после остуды любовника, попадания на улицу и насмешек своих же родичей.

Второе чувство — гордость. Наконец-то кто-то ее заметил! Тщеславие надувалось в груди, подобно жабе в брачную пору, и напрасны были старания его унять — слишком давно Весняна считала себя некрасивой и ненужной.

К счастью, народ уже собирался. Широкоплечие мужики и их бабы заслонили от взгляда девушки того, кто вызвал весь этот переполох. Шли полным ходом приготовления — сарай рядом был отперт, все нужное брали оттуда. Один из охранников Мормагона уже принял у Будима большую пустую бочку и покатил ее на ровное место, чтобы установить рядом с товарками. Потом молодцы ловко перекинули поверх вставших в ряды бочек широкие доски, сверху бросили поперечины и приколотили — вышел надежный большой помост, с которого и князю говорить не зазорно.

Глядя, как охранники подвигают к помосту лесенку и заботливо проверяют каждую ступеньку, чтобы хозяин, не дай небо, не зацепился за сучок али гвоздик, Весняна испытала вдруг странное, похожее на предвестие обморока, чувство. Голова закружилась, в глазах потемнело — но тут же все прошло, как не бывало.

Она испуганно попятилась, боком наткнулась на край колодца и поискала глазами ведро. Оно стояло наполовину полным, кружка на цепи висела тут же. Черпнув, Весняна жадно напилась и опустилась на закраину, оправляя сарафан и перебрасывая вперед косу-надоеду.

Шло время. Будим подал Вестнику знак.

Мормагон наконец поднялся на помост и встал, уперев руки в боки.

— Народ княжий, все ли собрались? — зычно окрикнул он собравшихся.

— Почти все, боярин, — заблеял старый и жадный мельник Судиша, который так и юлил, так и терся в первом ряду. Уж так ему хотелось чем-то услужить богатому сильному гостю. — Только малые дети в люльках да старухи немощные остались по избам. Аль притащить непутевых? Только скажи…

— Нет, не надо, — ответил Мормагон. Его усы снова приподнялись — Вестник чему-то радовался. Будущим ли речам своим? Или…

Весняна снова почувствовала то же полуобморочное состояние, зажмурилась и прижала ладошки к глазам. После проморгалась и выдохнула — отпустило. Чур, чур, чур, оберегите, предки, от лиха! Неужто езда верхом так сказалась? Вряд ли, она когда-то с мальчишками в ночное езживала, коней пасти, и ничего.

— Здравы будьте во век века! Слушайте слово княжье, и не говорите потом, что не услышали! — Теперь голос Вестника звучал, как общинный колокол, но еще звонче и бархатнее. — Повелел светлый князь Беломир, не отлагая ни на день сего важного дела, привезти в стольный град самых лучших девок из вашей деревни! Княгине Пребране нужны верные служанки-наперсницы да охранницы, стало быть, дочери ваши птицу счастья могут поймать за хвост!

Он сделал паузу, дожидаясь знака согласия от толпы. Люди, однако, затихли, видимо, еще не понимая толком приказа.

— А потому, — и Вестник будто бы обволок своим услаждающим голосом всех от мала до велика, — нынче же вечером в доме Будима проведу я лично смотрины. Девок ведите туда наилучших, лет от четырнадцати до семнадцати, ликом и станом пригожих, умом крепких, нравом добрых — иных княгиня наша не примет в дом! За каждую одобренную девку семья получит златник и четвертное послабление в податях, на сей год и два следующих! На том и кончен указ. Благодарствую за внимание и желаю вам мирного неба, жита в закромах неиссякаемого да здравия крепкого, чтобы на сотню лет хватило и еще лишку осталось.

И хитроумный боярин сдернул шапочку с головы и низко поклонился честному люду. Знай, мол, Мшанка, что и я смиренным умею быть да предков-общинников заветы чтить ревностно.

Вот тут и загудела площадь не хуже пчелиного улья, а Весняна тихонько встала и побрела домой.

Златник! Да за такие деньжищи отец бы мог пять наилучших дойных коров купить вместо скромной Буренушки, и еще теплый хлев им отстроить с запасом сена на год… Или новый дом поставить для сына и наследника, да к нему небольшой надел землицы взять, на зависть всей Мшанке! И подати меньше платить…

Смешно и думать, что ее выберут. Сказано же — наилучших. А кто наилучшие, все бабы знают, Весняны в том списке нет и не будет.

* * *

Вечером Осьминя вернулся с косьбы тихим и мрачным. Спросил горячего, присел. Опустил голову и сжал руки в замок.

Подавая на стол состряпанный в летней печке ужин и осекая некстати расходившегося братика Дражка, Весняна спросила:

— Что, батюшка, не радостен? Али кто злой тебя обидел?

Взгляд отца лишь на миг сосредоточился на ней, затем Осьминя вновь потупился в миску, где дымилась наваристая похлебушка из пшена, овощей и корочек копченого сала. Он поднес было полную ложку ко рту, но опустил ее и замер.

Весняна налила похлебки себе и Дражку, чесавшему вихрастый затылок и сопевшему носом, цыкнула ему и сама села на лавку. По опыту она знала — надо дать отцу перевести дух, что-то съесть, тогда и заговорит.

Но Осьминя окончательно отодвинул от себя миску и положил натруженные, в грубых мозолях ручищи на чисто выскобленную столешницу. Лицо его в окладистой полуседой бороде сморщилось, губы под сивыми усами задрожали. В синих усталых глазах засверкала влага.

— Беда у нас, доченька. Лютая бедушка пришла, откуда не ждали… Объявился старый приятель, погорелец, требует должок вернуть. Срочно. Священный тот долг, я тогда на похороны и поминки твоей мамки брал… Помнишь, еще усобица меж покойными Осмомыслом и Негославом приключалась, и меня взяли в войско Осмомыслово? Вернулся битый-катаный, работать не мог толком, лечился, а Любавушка возьми да роди Дражка раньше сроку… И отдала душеньку богам. Теперь вот Гостята всю сумму обратно хочет, строиться ему нужно. А взять столько сразу неоткуда, разве что занять в Гоне у самого наместника-воеводы Златана. Тогда я стану уж не смердом, а закупом, наймитом подневольным. Придется перебираться на земли Златана, бросать свое, нажитое… А как бросить? Как я могилку Любавушки нашей… — и голос отца надорвался непривычным всхлипом.

Дражек таращил глазенки на дрогнувшего кумира и тоже не ел. Первой пришла в себя Весняна.

— А ну ешь, батюшка. Горевать потом будешь, пока сил наберись после трудов.