Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
Та же считала себя вправе не поддерживать отношений с Марией-Жанной. Причин для этого у нее было достаточно, и среди них была одна, которая казалась ей даже серьезнее плохого обращения с Шарлоттой. Мадам де Брекур не могла избавиться от ощущения, что невестка слишком уж торопилась похоронить мужа... Скончался же он ровно три месяца спустя после весьма трагического события, которое потрясло всех — богатых и бедных, стариков и детей, простых горожан и знать.
16 июля 1676 года на Гревской площади была обезглавлена молодая красивая женщина, принадлежащая к самому высшему парижскому обществу, — маркиза де Бренвилье. Ее приговорили к смертной казни после того, как было совершенно точно доказано, что она отравила своего отца, братьев и начала уже добавлять яд своему супругу и одной из сестер. Жертвами ее стали не только ближайшие родственники, но и несколько больных из парижской больницы для бедных. Испытывая свое зелье, она под видом благотворительности приносила им отравленные сладости. И вот жарким летним днем она была гильотинирована при огромном стечении народа — толпа напирала на ограждения, люди собирались на крышах, гроздьями висели на фонарях, скопились у окон, на чердаках, словом, всюду, откуда можно было хоть что-то увидеть. Клер де Брекур не могла не присутствовать при подобном событии и надеялась хоть краем глаза увидеть казнь с моста Нотр-Дам. Зажатая толпой, она совершенно случайно оказалась рядом со своими двумя приятельницами — мадам д'Эскар и мадам де Севинье[8], известной своим умением не только вести светские беседы, но и блестящим эпистолярным даром. И вот что мадам де Севинье написала на следующий день своей дочери, мадам де Гриньян: «Наконец-то свершилось: развеян даже прах Бренвилье. После казни ее жалкое тельце сожгли на костре, и ветер развеял пепел, вынудив нас им дышать. Видно, нам всем передалась какая-то отрава, потому что мы все, к несказанному своему удивлению, почувствовали себя в какой-то мере отравительницами...»
Эти слова оказались пророческими. Несколько месяцев спустя записка без подписи, оставленная в исповедальне иезуитов на улице Сент-Антуан, оповестила о заговоре, целью которого было отравление короля. В то же самое время священники, принимавшие исповеди в соборе Нотр-Дам-де-Пари, приходили в ужас от того, что все чаще мужчины и женщины, — чьих имен они, само собой разумеется, не знали, — каялись в том, что избавились от неугодной им особы при помощи ядовитых солей или трав, которые один раздобыл у колдуньи, другой — у гадалки, третий — у повивальной бабки, у провидицы, у попа-расстриги, у целителя или шарлатана, которых в Париже было пруд пруди. Огромное количество парижан умирало скоропостижной смертью, и поэтому совсем не трудно было заподозрить, что Юбер де Фонтенак тоже стал жертвой отравления, что позволило супруге завладеть его состоянием. Клер де Брекур заподозрила именно это.
Своими подозрениями она поделилась с другом своего покойного мужа, Николя де ла Рейни, занимавшим должность главы королевской полиции. По ее мнению, она могла поделиться своими подозрениями только с ним, поскольку он имел возможность превратить подозрения в уверенность. Но он не стал торопиться с выводами и посоветовал госпоже де Брекур набраться терпения.
— Имя вашей невестки ни разу не было упомянуто теми, кого мы допрашивали, и у меня нет никаких оснований для того, чтобы ее подозревать. Между тем я полагаю, что в ближайшее время мы будем вынуждены задержать множество опасных лиц, и если вдруг случится, что кто-то назовет вашу родственницу, я займусь ею лично и немедленно извещу вас об этом. А сейчас постарайтесь отвлечься от своих мыслей. К тому же вы даже не представляете себе, сколько у меня работы. Доносы и разоблачения сыплются дождем. Мы ждем, что король вот-вот примет какое-то решение...После этого разговора прошел не один месяц, больше они с главой полиции не виделись, и в этот первый мартовский день, сумрачный и хмурый, подозрения Клер оставались по-прежнему всего лишь подозрениями. Но сейчас она забыла даже о них. Заботила ее в первую очередь Шарлотта — бедная девочка, ее любимая крестница, сумела добраться до нее темной ночью, искала у нее убежища и защиты, возлагая на нее все свои надежды. А она? Что она могла для нее сделать? Чем помочь? Несмотря на свой отважный характер, завидное мужество и совсем не детскую решительность, девочка была еще слишком ранима, хрупка, уязвима...
Долгое молчание Клер в конце концов обеспокоило Шарлотту, и она решилась поинтересоваться:
— Дорогая тетя, могу ли я надеяться, что вы не отправите меня обратно?
Мадам де Брекур ласково погладила бархатистую щечку племянницы. Как же она похорошела с тех пор, как они не виделись! А не виделись они целых два года. Угловатой подростковой неуклюжести теперь не было и в помине, движения смягчились, фигурка выровнялась. И хотя Шарлотта была очень тоненькой, даже скорее — худенькой, это не отразилось на ее прелестных щечках с ямочками. А какие чудесные глаза! Удлиненные, миндалевидные, чуть приподнятые к вискам, ярко-зеленого цвета, каким иногда бывает море, и сияют, как две звезды. Их свет становился еще ярче от ореола серебристо-пепельных волос. Судя по всему, Шарлотта пока мало заботилась о своей внешности, и все-таки волосы у нее были мягкими и блестящими, как шелк.
Конечно, ее расцвет еще впереди, но и сейчас она была обворожительна. Клер де Брекур вздохнула про себя, любуясь племянницей: нет ничего удивительного, что мать Шарлотты не хочет, чтобы дочь жила вместе с ней. Этой начинающей увядать пустышке такое соседство не принесет выгоды. Решение родилось само собой: монастырь! Хотя устав требует, чтобы будущая Христова невеста принесла с собой приданое... Без сомнения, скаредная Мария-Жанна долго высчитывала, сколько должна дать дочери, и все-таки ей легче было выделить положенную сумму монастырю, чем обеспечить дочери приданое для замужества... К тому же монастырская мать-казначейша прождет не один год, прежде чем получит сполна все, что им причитается... Однако надо ответить встревоженной девочке.
— Нет. Я не отправлю вас обратно, Шарлотта.
— Хотела бы я посмотреть, как она возвратится обратно! — раздался низкий женский голос, и в комнату вошла крупная полная женщина с подносом в руках. На подносе стояла чашка с горячим молоком и высилась целая гора тартинок. — Бедное дитя явилось к нам среди ночи едва живое от усталости! Да она, может, и не добралась бы до нас, если бы ей не помог какой-то незнакомец, совершенно посторонний мужчина!
Женщина, изъяснявшаяся с такой прямотой и непринужденностью, прекрасно знала, что тут никто ее не осудит за подобную вольность. Звали ее Маргарита, и была она молочной сестрой мадам де Брекур. Женщины никогда не расставались, к тому же Маргарита неустанно заботилась как рачительная домоправительница о парижском особняке графини и о замке Прюнуа. От ее хозяйского глаза ускользнули лишь средневековые башни де Брекура, графского владения в Нормандии, хозяином которого по достижении совершеннолетия стал молодой граф.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
