Ознакомительная версия. Доступно 2 страниц из 8
любовь…когда он ударил мечом, это был человеческий, может смелый, самоотверженный, но мирской поступок…но не апостольский. Он любил Учителя, но того, раба ненавидел, Учитель хотел спасти, а не мстит, а спасать невозможно ненавидя”.
– “Обычная логика поведения человека в инфинитиве, отвешивает другу любовь, врагу ненависть. Но если смотреть на отношение друг-враг с позиции той доктрины, которого должен был проповедовать Кифа, то здесь многое поменяется. Страдание воспринимается как расплата за собственную несовершенность, как способ очищения…если расплата происходит в этом мире, то можно надеяться на переход в вечность без особых долгов…а враги как раз служат этому, они же неустанно заботятся об организации страданий… С этой позиции враг и есть самый лучший друг, способствующий обретению блаженного покоя в вечности и это еще одна, веская причина любить его… ни ненавидеть, ни бояться, не избегать…а любит…”
Ганс-Ульрих: – “Эти суждения звучат как то своеобразно прагматично.”
Хулио: -“Может только на первый взгляд… Любовь an sich1, Любовь-как таковая, в которой автоматически окутывается все входящие в опыте “Я”-и делает возможным скажем так, отношение к предмету без его телеологической целесообразности, а для страдающего-вынести мучение не возненавидев причину переносимой боли, когда тот любит всё сущее, не отождествляя сущего с его текущими качествами, атрибутами, с его конкретными действиями. Сущее принадлежит вечности и он больше, чем сумма его действий. Он имеет некую, в том числе и ценностную автономность от своих конкретных содержании или действий…обретение такой любви и означает восстановления статус-кво.”
Ганс-Ульрих: – “А возможна ли такая любовь?”
Хулио: – “Нет, чисто человеческими усилиями…вряд ли… Симон, когда-то поднявший меч повернулся в Рим и распяли его на кресте головой вниз…тогда он был Кифа, должно быть в нем была та любовь, которого мы обозначаем этим словом, а по сути оно и есть Бог…”
– “А как найти Бога?”– спросила до того молча слушавшая сестра, – “как и где найти…”
Хулио: – “Где? Должно быть везде…предполагаю, что это зависит от специфики каждой личности… насколько он открыт для Его распознания. А как найти…наверно в поисках на этот вопрос…может в молитвах”.
– “А может теми звонами колоколов церковных, Он подает знак, где можно найти Его…”-прошептал Ганс-Ульрих.
Хулио: – “Да… И до туда еще нужно дойти…и это путь нелегкий, как путь того несчастного человека. Для него единственно-возможный путь к родному лежит через обретение такой любви, когда он сможет уже не убегать от ненавистного синедриона, а предаст им себя для истязания … И он понимал это и искал пути восстановления статус-кво”.
Хулио: – “Человек и так заброшен в отчужденности, он переживает в себе постоянное беспокойство от нахождения вовне…после изгнания из родных мест, для него закрыт доступ к непосредственному восприятию Бога…осознанно или без того, он всегда ищет пути из “вне” внутрь, домой, к родному, где можно вздохнуть с облегчением, умиротвориться”.
–”Мы с Ирене носим сейчас в себе похожее беспокойство не у себя нахождения, мы сейчас везде на чужбине… нас будоражит от осознания нашего положения, при том, что наши переживания лишь эрзац того, вызванного отчуждением от настоящей родины, говоря образно, игра теней в платоновской пещере…мы в представлении приходим к сохраненному в памяти вратам нашего родного, который для нас наглухо закрыть и горько плачем…и это, наше родное, лишь тень того, истинного…но и оно… и это переживание подсказывает нам о возможной силе ностальгии по тому, настоящему родному”.
– “Хулио!”– Вдруг окликнула Ирене и продолжила после того, как он оглянулся- “а наш путь к родному еще может существовать и сможем ли мы найти его?”
Хулио молча опустил голову и после ощутимой паузы, явно не желая огорчать сестру нехотя сказал: – “кажется нам придётся повременить с ответом на твой вопрос… А сейчас я могу сказать лишь то, что человек не только внезапно смертен, но и меняется внезапно. “Внезапность” содержит в себе накопленный опыт познания во время страданий и перенесенных испытаний. В телеологическом аспекте, смыслом страданий можно признать изменение ценностных значений в пользу вечного, трансцендентного. Со страданиями исчезают миражи, связанные с миром преходящим, удобряется в душе почва, готовая принять в себе для созревания семена истины, почва которая будет способна дать урожай, тридцать, шестьдесят или сто.
Но это не закон обязательный, а указывание на возможность, возможность которая может реализоваться при условии выбора сделанного на основе свободной воли. Скажу больше, этот выбор и определяет историческую закономерность. Направление человека из преходящего мира к вечному и есть смысл истории, поэтому попытки выражения объективных законов истории выглядят как художественные образы, в них находим мы мысленную красоту и их полную непригодность в применении к будущему, так как будущее зависит от того, каким будет выбор человека, который в свою очередь способен меняться внезапно.
Судьбы вселенской истории, как и личной биографии человека решаются в человеческом сердце, в ответе на вопрос: “Любиши ли Мя?”. Закономерности хода дальнейшей истории зависят от того, каким будет ответ, на этот вопрос данный в человеческом сердце.
Человек существо оберегаемый Любовью. И это незыблемая основа для оптимизма в самом широком смысле. Мы можем смело полагаться на эту, оберегающую нас Любовь, во всех формах нашего бытия”.
– “Следует ли из сказанного, что каждое следующее мгновение это осуществление нового мира, которая свыше предоставляется человеку, как новый шанс, новая возможность?”-сказал Ганс-Ульрих стараясь придать голосу бодро-оптимистичную тональность.
– “И не только…стоило бы полагать, что оно наступает вследствие неиссекаемого божественного терпения, из-за нового ожидания ответа от человеческой воли…”-сказал Хулио
– “И мне не следует дальше испытывать ваше терпение”– приподнимаясь из кресла с улыбкой сказал Ганс-Ульрих. – “Я рад, что в нашей беседе мы нащупали путь надежды…”
– “Wir freuen uns immer auf dich!”– сказала Ирене искренности свойственной, спокойной простотой.
Была уже поздняя ночь. Ганс-Ульрих встал, поцеловав щечку сестры, пожал руку Хулио и не спеша пешком спустился вниз, в свои отель. Над морем уже можно было заметить бледное очертание неба…
Эпилог
Всю дорогу домой Ганс-Ульрих привыкал в себе к новому состоянию, похожую на молчаливую пустоту после мощного сотрясения…он чувствовал отчужденность от ранее знакомого пейзажа, улиц и домов, которые раньше воспринимались как знамения своего, родного…он чувствовал себя чужим к себе, который окончательно потерял возможность ощущения прежнего уюта и который не сможет принудить себя к привыканию… Он понимал, что все ранее незыблемое в нем разрушено, ибо оно больше не имеет смысла…и он как-то неохотно признавался себе, что стоит на руинах себя, перед порогом чего-то ранее неизведанного…параллельно с этими переживаниями, где-то из глубины души звучали машинально повторяющийся слова: “ сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как
Ознакомительная версия. Доступно 2 страниц из 8
