о себе и о других, лишь бы только окрутить какого-нибудь парня или податься на отдых в Закопане и прожить там, сколько только удастся. В нашем банке каждая вторая только об этом и думает. А вы только постоянно читаете эти повести. И всегда вы одна в этом городе, я вижу вас иногда в воскресенье или вечером. И зачем такая жизнь?
— Одни родятся такими, другие иными… — Малгожата улыбнулась беспомощно, чувствуя, что покраснела еще больше. Она почувствовала тупой, короткий укол в сердце. Значит, даже этот пожилой человек, разгуливающий полдня с пистолетом среди клиентов банка и ворчливо им дающий информацию, так легко разглядел ее печаль? В таком случае, наверное, это видели все, и все с жалостью относились к милой Малгосе, которую считали порядочной девушкой. Она ненавидела это слово и мечтала о том, чтобы когда-нибудь, в будущем, заслужить определение «непорядочной». Но, как известно, для порядочного человека это не так-то просто. И она постаралась сказать как можно убедительнее, хотя в душе сама мало в это верила:
— Каждому хорошо на его собственном месте, пан Станислав.
И сразу же пожалела об этих словах, потому что простодушный Станислав ответил с крестьянской прямотой, не отдавая себе отчет в том, что правда может быть болезненной для другого человека и поэтому не всегда следует ее говорить.
— Да что вы говорите, панна Малгожата! Кто поверит в то, что для молодой девушки такая жизнь — удовольствие. Вам бы побольше смелости, панна Малгося, и выглядеть чуть получше. Если бы не это, то вы бы тоже с парнями ходили, как панна Инка или другие. Разве не так, пан Гадомский? — повернулся он к хмурому, молчащему водителю.
Водитель пожал плечами.
— Пусть делают, как хотят. Меня это не касается. Каждая своего дождется. Что вам за всех переживать? Вас ведь никто не жалеет, когда вы в вашем возрасте целый день мотаетесь по банку со своим револьвером вместо того, чтобы сидеть дома и выращивать цветочки.
Станислав что-то ответил, но Малгожата не расслышала, что именно. Она отпрянула в глубь сидения гораздо резче, чем хотела. Внезапно, сама не зная почему, она почувствовала, что расплачется, если кто-нибудь из них скажет еще хоть одно слово о ней.
Но, по-видимому, эта тема была уже исчерпана. Дальше они ехали в молчании. Она подняла книжку и попыталась читать. Вначале это ей не удавалось, но потом текст снова захватил ее без остатка. Не первый раз она оказывалась в стране невероятных мечтаний, где она уже была не робкая, некрасивая девушка из маленького городка, а яркая, воспламеняющая взоры и сердца красавица, держащая в своих маленьких руках судьбы и счастье таких мужчин, которые даже не снились Инке и всем остальным служащим повятового отдела Народного банка в Камоцке.
Когда маленький «фиат» остановился в зарослях, сидящий в нем мужчина какое-то время сидел не двигаясь, внимательно глядя перед собой. Потом он взглянул в зеркало, открыл дверку и вышел. Посмотрел на часы, закурил сигарету и тут же погасил ее, спрятав как сигарету, так и обгоревшую спичку обратно в коробку.
Медленно, не спеша, как бы прогуливаясь по лесу, он обошел машину на расстоянии нескольких десятков шагов. Лес был пустой. Где-то высоко громко прокричала какая-то незнакомая птица.
Человек вернулся к машине, развернул лежащий на заднем сиденье плащ, взял автомат, повесил его себе на плечо и быстро, как будто им стала двигать иная, неожиданная сила, направился в сторону растущих на краю шоссе деревьев.
Он остановился за большим дубом, снова осмотрелся и прислушался. В своей коричнево-зеленой куртке и бриджах он был почти незаметен на фоне покрытой мхом коры. Потом, как бы решив для себя, что наступило время действий, он схватил обеими руками низко растущую толстую ветвь и ловко подтянулся.
Толстая ветвь дуба росла почти перпендикулярно стволу, вытягиваясь в сторону шоссе и нависая над ним. Человек, забравшийся на дерево, начал ползти по ней, очень медленно, стараясь не ломать маленьких веток, распластавшись, как кошка. В том месте, где закончились молодые, светло-зеленые листья, он замер. Потом снова ожил. Движения его были теперь еще более медленными. Придерживая одной рукой ветки, другой он осторожно снял через голову автомат. Через минуту он уже лежал, вытянувшись вдоль ствола, совершенно невидимый снизу, даже с близкого расстояния. Автомат лежал у его щеки.
В прорезь прицела он видел длинную линию телеграфных столбов, которые выбегали из леса на открытые поля. Между ними лежала прямая лента темного мокрого асфальта.
Начался дождь, тихо шелестя молодыми листьями. Несколько капель упали на шею лежащего. Он не пошевелился.
— Будешь пересчитывать? — спросила молодая женщина, которая подала Малгожате полотняный мешок, запертый двумя мощными висячими замками, пузатый и явно тяжелый.
— Да, но только пачками, — Малгожата улыбнулась ей. Они знали друг друга уже так давно, что не возникала даже мысль, что сумма может не совпасть. Она отперла замки мешка и выложила из него на стоящий рядом столик пачки банкнот. Потом начала вкладывать их обратно, считая: «Раз… два… три… четыре… пять… сто тысяч… шесть… семь… сто сорок… двести… четыреста… четыреста восемьдесят».
Банкноты ложились на дно мешка. Наконец она сделала последний взмах рукой, чтобы положить последнюю, лежащую на краю столика пачку пятисоток. Но ее рука остановилась в воздухе, а потом положила пачку обратно на столик. Банкнот, лежащий на самом верху пачки, был наполовину разорван.
— Подожди… — сказала женщина и потянулась за рулоном клеющей ленты, лежащим на ее столике. Малгожата ловко оторвала от него полоску и, лизнув ее кончиком языка, приложила к банкноте. Потом укрепила ее тремя короткими поперечинками и снова всунула обратно в пачку.
— Пятьсот тысяч ровно. Все сходится. — И Малгожата расписалась в квитанционной книжке.
— Поехали, пан Станислав. — Она подала руку женщине и улыбнулась. — В следующий раз приедет Инка. Сегодня у нее свидание.
— Живут же люди… — сказала девушка и вздохнула. — До свидания.
— Привет.
— Это можно брать? — Пожилой охранник взялся за мешок.
— Да. Пошли.
Они прошли через переполненный людьми центральный зал воеводского банка и вышли на улицу. Хмурый Гадомский, не говоря ни слова, включил двигатель. Малгожата открыла дверку и проскользнула внутрь машины. Охранник подал ей мешок, захлопнул дверку и занял свое место рядом с водителем. «Варшава» тронулась с места.
Взглянув несколько раз на витрины проплывающих за окном магазинов, Малгожата погрузилась в чтение. Глава, которую она особенно любила, называлась: «Непредвиденное стечение обстоятельств».
Наверное, уже в сотый раз она начала внимательно изучать ее, насколько это позволяли неровное движение машины и выбоины на улице. Самым
