пересылочный пакет, я словно бы очнулся и понял, что все это время кругом царил дразнящий запах.
Мясо.
Эльфы практически не едят мяса, считая его тяжелой пищей простонародья, зато орки, люди и гномы не мыслят без него нормальной трапезы. Запах был словно прикосновение ласковой руки к волосам. Охваченный им, я вдруг представил большой и теплый дом, накрытый стол и семью за этим столом — семью, где все друг другу рады и принимают близких такими, какие они есть.
Семью, которой у меня никогда не было, несмотря на дом, родителей и брата.
Поднявшись из-за стола, я расправил завернутые рукава рубашки, надел сюртук и подумал: кажется, мне повезло, что сегодня я встретил эту Хельгу Густавсдоттир. Глупая мысль, конечно. Очень глупая и не-эльфийская.
В столовой уже накрывали ужин, и сперва я подумал, что пригласил кого-то и забыл об этом. Нет, конечно, у меня нет таких друзей, с которыми можно разделить ужин, но такое количество еды для меня одного? Хельга успела переодеться в темно-зеленое клетчатое платье, уложила рыжие косы в корону вокруг головы и сейчас хлопотала над фарфоровым блюдом, нарезая что-то похожее на мясной рулет. Это именно он источал удивительный запах. Компанию рулету составляла большая ваза с салатом из помидоров, огурцов и зелени, и я невольно вздохнул с облегчением: хоть что-то эльфийское! На столе красовались аккуратные тосты с икрой на подушке из авокадо, какие-то мисочки с соусами и соленьями, рыжее облако чего-то морковного, громадное блюдо с жареными ломтиками картофеля, и я удивленно спросил:
— Вы кого-то пригласили, Хельга?
Гномка, которая выводила узор из соуса по ломтю мясного рулета, удивленно подняла на меня глаза.
— Нет. Как бы я смела кого-то приглашать в чужой дом?
— А кому тогда столько еды?
Она растерянно отставила соусницу в сторонку, окинула взглядом стол и ответила:
— Ну как же… ужин. Вам.
— Так много! — ободряюще улыбнулся я. Хельга нахмурилась.
— Разве это много? У меня отец бы сел, съел и сказал: ну ничего так закусил, а есть ли чего пожрать?
Я рассмеялся, сел за стол и уточнил:
— Это ведь жареная картошка, верно?
Картошка была вся золотая, в смуглых луковых завитках — Хельга проворно наполнила ею мою тарелку, уложила рядом мясо и сказала:
— Это вот был же стишок такой:
Пусть сегодня день печалил нас немножко.
Как сказал мне старый орк перед таверной,
Лучше мяса — только мясо и картошка.
— Взгляд, конечно, очень варварский, но верный, — улыбнулся я. — Давайте ужинать.
Я никогда не ел за одним столом с гномом и теперь заинтересованно смотрел, как ест Хельга. Отец говорил, что гномы обжоры и объедалы: когда они берут в руки вилку и нож, то лучше держаться от них подальше, чтобы не сожрали за компанию. Хельга ела быстро, но очень аккуратно, ножом и вилкой орудовала так, как принято в порядочных домах, знала, как пользоваться салфеткой — было видно, что она прекрасно воспитана. Картофель получился выше всяких похвал: сверху золотая поджаристая корочка, внутри ароматная мякоть. Мясо было приготовлено с луком, грибами и приправами, оно таяло во рту, наполняя меня даже не сытостью — каким-то глубоким удовлетворением, которое так и зовет спеть что-нибудь. Неудивительно, что у гномов столько застольных песен, если такое пиршество — их обычный ужин.
— Очень вкусно, — одобрил я. Икра и авокадо придавали душе легкости, а рыжее облако, которое оказалось запеченной морковью, поставило в трапезе этакую невесомую точку. Я вдруг понял, что вряд ли смогу выйти из-за стола. Хельга смущенно улыбнулась.
— Рада, что вам понравилось. Мне хотелось приготовить получше, потому что… ну вы эльф. А отнеслись ко мне по-хорошему.
— Вы прекрасно готовите, — искренне произнес я. — Если ваши книги так же хороши, как этот ужин, то я уверен, вас ждет великое писательское будущее.
Хельга снова покраснела и опустила глаза к своей тарелке, крутя вилку в пальцах. Кажется, я был первым, кто ее похвалил. Странно: гномы любят своих детей, не нарадуются на них, пылко хвалят все их успехи, даже самые маленькие.
Впрочем, писательские старания Хельги хвалили бы, будь она мальчиком. А она девочка, и ей на роду написано совсем другое.
— Я хочу в это верить, — призналась она. — Потому что это то, для чего я живу, и…
Хельга осеклась, словно решила, что сказала лишнего. Встав из-за стола, она принялась убирать опустевшую посуду, и я удивленно обнаружил, что мы на пару съели все приготовленное. Удивительное дело!
— Все у вас получится, — твердо сказал я. Хельга выставила на стол чашки и чайник, от которого нежно веяло земляникой. На десерт полагался мармелад — разноцветные брусочки были выложены на поднос и присыпаны сахарной пудрой. Хельга взяла один из них, надкусила и, прожевав, сообщила с удивительной твердостью:
— Это здорово, что вы в меня верите. Вот немножко обустроюсь и пойду к издателю. У меня…
Я не сразу понял, почему она вдруг качнулась и стала заваливаться в сторону. Рванувшись к девушке, я успел подхватить ее за мгновение до того, как Хельга рухнула на ковер. Где-то в стороне загрохотал по мрамору пола отброшенный мной стул, запах чая с земляникой и мармелада скользнул прочь, и я увидел, как от губ гномки поднимаются зеленые завитки тумана.
Бервенунский змей, так назывался этот яд.
Он танцевал на губах девушки, и надо было не дать ему проникнуть глубже.
* * *
Хельга
Кругом все качалось и плыло. Волны шипели, то подбрасывая меня к низкому темному небу, то накатывая и таща за собой в глубину, а я была настолько слабой и беспомощной, что не могла им сопротивляться. Мысли были похожи на глину — вязкую, текучую.
А потом я вдруг поняла, что меня кто-то целует в губы.
Это было настолько неожиданным, что я буквально вылетела в реальность. Это было одновременно словно оплеуха и самое нежное, самое невесомое прикосновение. Меня еще никто и никогда не целовал, это было так жутко, неправильно и сладко, что все во мне сперва оцепенело, а потом окуталось огнем, вспыхнуло, расплескивая жар. Я очнулась, стряхнула с себя тьму и поняла, что лежу на полу, Анарен обнимает меня и…
У него были очень сильные руки. Крепкие и сильные. Руки наездника и фехтовальщика, а не кабинетного ученого — каждая мышца в них была наполнена мощью.
У него были мягкие губы. Мягкие, ласковые, очень осторожные. Мне вдруг показалось, что я лежу на берегу южного моря, и мир переполнен счастьем и негой. «Наглец…» — скользнуло в голове. Никогда я не думала,
