захватить власть. Дело в том, что Аримин стоит на реке Рубикон, которая, как мы помним, отделяла, собственно, Италию от Галлии. Древние римляне свято блюли заповедь предков, свергнувших царское иго и установивших республику, поэтому любое стремление захватить единоличную власть каралось смертью (поэтому Цезаря в итоге и закололи). Именно по этой причине существовал закон: ни один полководец не мог войти в пределы Италии со своим войском, но должен был оставлять его на границе. Если он ее (в данном случае – реку Рубикон) переходил с войском, это являлось актом неповиновения и каралось смертью. Вот и пошло с тех пор присловье: перейти Рубикон – значит, решиться на что-то важное, смертельно опасное, от чего нет возврата. Аппиан так повествует о пребывании Юлия в Равенне и связанных с этим событиях: «(Цезарь), переплыв океан, только что вернулся из Британии и из области рейнских галлов, перешел Альпы с 5 тысячами пехотинцев (Тринадцатого легиона. – Е.С.) и тремястами всадников; он спустился в пограничную с Италией Равенну, последний пункт, на который распространялась его власть. Радушно приняв Куриона (народного трибуна, своего тайного сторонника. – Е.С.) и выразив удовольствие по поводу всего сделанного им, Цезарь следил отсюда за развертывающимися событиями. Курион полагал, что нужно собрать все войско и идти на Рим, Цезарь же считал необходимым сделать попытку к примирению. Он приказал своим сторонникам договариваться за него и заявлял, что откажется от других провинций и войск, кроме двух легионов в Иллирии вместе с Цизальпинской Галлией, пока не будет назначен консулом. Помпей, казалось, был удовлетворен этим. Но когда консулы стали противодействовать желанию Цезаря, последний написал письмо сенату, а Курион проехал в три дня 2300 стадиев, передал письмо новым консулам, которые должны были вступить в сенат в первый день Нового года. Жалоба Цезаря содержала торжественный перечень всего того, что он совершил с самого начала, а также его заявление, что он хотел бы отказаться от власти вместе с Помпеем; но так как тот еще остается у власти, то и он не сложит с себя полномочий и скоро явится мстителем за отечество и за себя самого. Все громко закричали, принимая это за объявление войны, и назначили преемником Цезаря Луция Домиция. Последний тотчас выступил с тремя тысячами человек, вновь набранных. Антоний и Кассий, бывшие народными трибунами после Куриона, одобрили его. Сенат же, еще больше склонный к вражде, полагал, что войско Помпея, противопоставленное войску Цезаря, является его стражем, а войско Цезаря, напротив, враждебно ему. Консулы Марцелл и Лентул приказали сторонникам Антония удалиться из сената, чтобы они не подверглись каким-нибудь оскорблениям, хотя они и были народными трибунами, тогда Антоний с громким криком, в гневе вскочил со своего кресла и стал призывать на сенаторов богов по поводу насилия над священной и неприкосновенной личностью трибунов. И не совершив ни убийства, ни каких-либо других гнусностей, они изгоняются только за то, что внесли предложение, которое, по их мнению, будет полезным. Сказав это, Антоний выбежал, словно одержимый богом, предвещая предстоящие смуты, войны, убийства, проскрипции, изгнания, конфискации и тому подобное. В возбуждении он призывал тяжелые проклятия на головы виновников всего этого. Вместе с ним из сената выбежали Курион и Кассий, ибо оказалось, что один отряд, посланный Помпеем, уже окружает сенат. Они немедленно отправились к Цезарю – тайно, ночью, в наемной повозке, переодетые рабами. Он показал беглецов в таком виде солдатам и, возбуждая их, говорил, что их, совершивших такие подвиги, сенат считает врагами, а вот этих мужей, замолвивших за них слово, постыдно изгоняют. Итак, с обеих сторон война была начата и открыто объявлена. Сенат полагал, что войско из области галлов прибудет к Цезарю не так скоро и он не пойдет на предстоящее серьезное дело с малыми силами. Поэтому сенат предписал Помпею набрать 130 тысяч италийцев, главным образом из опытных в военном деле ветеранов, и чужеземцев из наиболее храбрых соседних племен. На ведение войны постановили выдать Помпею государственные средства и, если понадобится, обратить на военные нужды и свои частные средства. А в города с величайшим гневом, рвением и быстротой посылали за новыми средствами. Цезарь же прежде всего отправил за своими войсками. Он всегда предпочитал действовать страхом неожиданности и смелости, а не силой подготовки. Поэтому в столь великой тайне он решил прежде всего напасть с пятью тысячами человек и своевременно занять выгодное положение в Италии. Центурионов с небольшим отрядом наиболее храбрых солдат, одетых в гражданское платье, он выслал вперед, чтобы они вошли в Аримин и внезапно захватили город. Это первый город Италии на пути из Галлии. Сам Цезарь вечером под предлогом нездоровья удалился с пира, оставив друзей за ужином. Плутарх (ок. 46 – ок. 127 гг.) отписывает этот день Цезаря в Равенне более детально: «Командование войском он поручил Гортензию, сам же провел целый день на виду у всех и даже присутствовал при упражнениях гладиаторов. К вечеру, приняв ванну, он направился в обеденный зал и здесь некоторое время оставался с гостями. Когда уже стемнело, он встал и вежливо предложил гостям ожидать здесь, пока он вернется. Немногим же доверенным друзьям он еще прежде сказал, чтобы они последовали за ним, но выходили не все сразу, а поодиночке (практически то же у Светония. – Е.С.). Сев в колесницу, он поехал в Аримин, в то время как всадники следовали за ним на некотором расстоянии. Быстро подъехав к реке Рубикон, которая служит границею Италии, Цезарь остановился, глядя на ее течение, и стал размышлять, взвешивая в уме каждое из тех бедствий, которые произойдут, если он с вооруженными силами перейдет эту реку. Наконец, решившись, Цезарь сказал присутствующим: “Если я воздержусь от этого перехода, друзья мои, это будет началом бедствий для меня, если же перейду – для всех людей”. Сказав это, он, как вдохновленный свыше, стремительно перешел реку, прибавив известное изречение: “Пусть жребий будет брошен”. Быстро подойдя к Аримину, Цезарь на заре захватил его и двинулся дальше».
Профессор Джузеппе Бовини пишет в книге «Равенна. Искусство и история»: «В двух документах конца XII века упоминается также порт Юлия Цезаря; тем не менее, отсутствие иных предшествующих свидетельств… призывает к величайшей осторожности, несмотря на все относящиеся к этому утверждения и предположения. Все же существует вероятность, что Цезарь, избравший Равенну своей штаб-квартирой во время переговоров с сенатом, велел, по военным соображениям, произвести здесь работы над портом».
Октавиан, племянник и преемник Гая Юлия Цезаря, по свидетельству того же Аппиана, в самом начале своего конфликта с Антонием (ок. 83—30 гг. до н.э.), в 44 г. до н.э. «…с новыми денежными суммами объезжал Равенну и всю прилегающую к ней область, вербовал в войска все новые и новые массы и всех посылал в Арреций». Делал он это, как указывает английский историк Эдвард Хаттон в своем труде «Ravenna», отлично осознавая важную роль Равенны как своеобразного «ключа» к узкому проходу, соединявшему собственно Италию с Цизальпинской Галлией, на обладание которой и выдвинул претензии Антоний. Последовавшее примирение соперников, как хорошо известно, оказалось не окончательным, и, разбив республиканцев, Антоний и Октавиан вновь сошлись в противоборстве; Равенна при этом служит опорным пунктом для сторонников Антония. Как пишет Аппиан, они, «имевшие войско далеко не малое – у них было до тринадцати обученных легионов и около шести тысяч пятисот всадников… отправились к морю в разные стороны: одни – в Брундизий, другие – в Равенну, третьи – в Тарент; из них некоторые стремились
