главы наклонившись, что-то тихо проговорил. Физиономия за калиткой несколько раз недоумённо моргнула, затем осветилась дошедшим наконец-то смыслом сказанного и мгновенно исчезла за приоткрытой дверью. Спустя несколько минут двор наполнился шумом людских голосов и прыгающим светом факелов. Ворота распахнулись настежь, пропуская возок с пленницей внутрь двора.
На ошеломлённую девушку хлынул поток причитаний со всех сторон: богато и победнее одетые разных возрастов женщины и подростки отвязали пленницу, вытащили из возка и повели вверх по лестнице старинного дома, похожего на терем, подвывая: «Уж ты наша горлица, не чаяли и свидеться! А батюшку родного сберегла от смерти лютой — возвернулася, наша родимая!».
Добротно одетый седовласый мужчина всё это время стоял в стороне, хмуря брови, наблюдая за развернувшимся действием. К нему подобострастно приблизился глава деревни и быстро, словно боясь, что остановят, заговорил в полголоса. Хозяин молча выслушал, кивнул головой, позвал двух слуг. Одного отправил на княжий двор, второму велел разместить конвоиров в людской. Сам поднялся в горницу.
Когда тиун, да это он и есть, вошёл в покои своей дочери, причитания мгновенно смолкли, и жена, мамки, няньки, сенные девки, другие прислужники спешно убрались за дверь, оставив Ольгу наедине с, хмуро смотрящим на неё, хозяином усадьбы.
— Я не Ваша дочь, — начала было пленница.
Но резкий голос тут же перебил:
— Знамо, сходство с дщерью лишь в косе, да имярек. Ну очи синие. Я ль дщерь свою не признаю, али матушка родимая кровинку свою спутает с чужачкой?
Ольга смотрела на него в недоумении: тогда к чему этот спектакль?
— Заутро отпущенная князем седмица истечёт, — продолжил хозяин. — Ты, девонька, воистину подарок божий. Сама без роду, без племени на безпутье обретенная, спасением дома нашего явилася от лютой погибели. К обедне, аки дщерь мою любимую на княжий двор сведу с покаянием вымаливать милость. А тебе либо покориться, либо скорую смерть неминучую принять, обдумавши ответ держать наутро будешь. — с этими словами, резко развернувшись, он стремительно вышел.
Ольга, обессилев от всех треволнений последних двух дней, опустилась на мягкую кровать. Она не обратила внимания даже на вошедшую сенную девку. Только с третьего раза поняла, что зовут в баню. Пленница молча проследовала за провожатой, без сопротивления позволила себя раздеть, вымыть, одеть в чистое. Вернувшись в комнату хозяйской дочери, молча съела приготовленный ужин и легла в постель. Прислужница загасила свечи и тихо вышла за дверь. Ольга вздохнула. Пытаться сбежать бессмысленно: наверняка у дверей и во дворе караулят, из одежды лишь сорочка, да и куда бежать? «Блин, как же меня угораздило сюда попасть? — мысли в голове ворочались медленно, как бы нехотя, мозг отказывался принять новую реальность за действительность. — Всегда бесили фильмы и книги о попаданках! Героини вызывали только презрение и смех. Их наивные попытки отрицать то, что очевидно. И вот теперь сама в подобной ситуации. Как сразу не догадалась? Ведь, всё слишком реалистично было с самого начала! — корила себя бедняжка. — Ну кто же в здравом уме примет сразу альтернативную реальность? — тут же нашла оправдание. — Так, стоп. Убираем панику: она не поможет. Как же я здесь оказалась? Наверное, во время метели попала в какой-то портал времени. Да нет. Бред. Хорошо, а это всё не бред?!» — взгляд скользнул по убранству комнаты, освещённой мягким лунным светом. Обычная средневековая комната, такие в музее показывают.
Ольга взглянула на иконы в красном углу: «Боже, что я здесь делаю?».
Ответа, естественно не последовало.
«Хорошо, вспоминаем, что там было с попаданцами, как нужно себя вести. Одну ошибку я уже совершила — дёрнул чёрт за язык, но кто ж знал, что дочь главного княжеского слуги так не вовремя сбежит. Ладно, какие у нас плюсы? Не сожгли как ведьму — уже хорошо. Не сделали рабыней — тоже неплохо. Стоп, — от осенившей ее догадки, девушка села в кровати. — Дань в Орду. Какой сейчас год? Какой период татаро-монгольского нашествия? Блин, люди, попавшие туда становятся рабами. Мамочки, я хочу домой!» — заплакала она.
Глава седьмая. Поможет ли смирение?
Яркое зимнее солнце больно било по глазам, отражаясь от снега. Измученную бессонной ночью Ольгу вновь одели в её одежду, постиранную и высушенную, хоть за это спасибо, заставили надеть все украшения какие на ней были накануне, ладно, может на выкуп сгодятся. Хозяева расщедрились даже на узелок с хлебом, зеркальцем, гребнем и сменной одеждой.
Она молча выпила кружку молока и съела ломоть хлеба, принесённые прислужницей, обула валенки, повязала платок, накинула на плечи дублёнку и навсегда покинула уютную девичью комнату, ставшую её пристанищем лишь на одну ночь…
Двор местного князя представлял из себя хаос бегающих людей. Однако броуновским движение было лишь на первый взгляд. Каждый из холопов имел определённое задание, выполнял конкретное дело. Общей целью было только одно — поскорее отправить дань. Никому не улыбалось вновь увидеть под городскими стенами войско Тамерлана.
Баскаки деловито подгоняли зазевавшихся слуг, свысока поглядывая даже на князя, вышедшего на крыльцо понаблюдать за отправкой. Ему было горько от осознания своего бессилия, жалости к уводимым навечно в полон, но он здраво рассуждал, что лучше такая жертва, чем полное разорение.
Тиун быстрым шагом приблизился к крыльцу, бухнулся на колени и увлёк за собой Ольгу, которой тоже пришлось отбить земной поклон совершенно незнакомому местному начальству. В душе девушки теплилась надежда: «вот сейчас, как в дорамах, князь заведёт с ней разговор, она ответит на заданные вопросы, попросит спасти её и» …
— Батюшка, смилуйся, — проговорил дрожащим голосом просящий. — Вот дщерь моя неразумная, возвратилася. Смилуйся.
— Воля господня, — проговорил князь. — Ступай к баскакам, пущай примают.
Вот и всё. Так просто. Даже не взглянул на отдаваемую в рабство. Не поинтересовался обстоятельствами возврата. Ну да, ещё бы заморачиваться судьбой какой-то девчонки, главное, ясак собран, верный слуга жив, всё окей!
— Вы не можете так поступать, — попыталась обратить на себя внимание князя, понимающая всю тщетность попытки наша современница. — Я не его дочь! — сильная рука в тёплой рукавице крепко зажала ей рот.
Князь тем временем развернулся и ушёл к конюшне, куда его повёл, что-то нервно объяснявший конюх.
Ольгу переполняло негодование. Но она охнуть не успела, как так называемый папаша, больно дёрнув за руку, быстро потащил, отчаянно сопротивляющуюся, девушку в сторону баскака. Ещё через минуту она была оттеснена монгольскими воинами к группе людей, угоняемых в полон.
Непокорная попыталась вновь закричать о несправедливом к ней отношении, когда услышала тихий шёпот у себя над ухом:
— Не ори, девонька, забьють вусмерть княжьи, али эти, — говоривший паренёк
