Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
она.
Он нахмурился:
— Много где… Это все нервы. Они у меня ни к черту.
— И куда вы сейчас?
— В Виргинию.
— Домой, значит?
— Да, домой.
Пальцы, стиснувшие руку капрала, занемели, и женщина слегка их разжала.
— Запомните: главное — дом, а все остальное не важно.
— А знаете, что я вам скажу, — зашептал он. — Я вас люблю! Я вас люблю, потому что вы очень глупая и очень наивная и еще потому, что вы никогда ничего не узнаете про настоящую жизнь, кроме той, что вам покажут в кино. И я люблю вас, потому что мы уже в Виргинии и я почти дома!
Женщина резко отвернулась. В напряженной тишине повисла ее обида.
— Значит, думаете, это самое главное? — продолжал капрал. Он наклонился над столом и сонно потер ладонями лицо. — Ладно, но есть же еще достоинство. Когда такое вот произойдет на глазах у людей, которых я знаю всю жизнь, что мне делать? Думаете, мне приятно будет сидеть с ними за одним столом, как вот с вами, и видеть, как им противно? Или думаете, мне хочется напугать эту милую девчушку, чтобы она, глядя на меня, начала представлять себе всякие ужасы, которые могут случиться с ее парнем? Я несколько месяцев все ждал и ждал, и мне говорили в госпитале, что со мной полный порядок, и вот в первый раз я… — Он осекся, и его брови сошлись на переносице.
Женщина положила две купюры около своего счета и отодвинула стул.
— Позвольте, я пройду, — сказала она.
Капрал поднялся из-за стола и поглядел на ее нетронутую тарелку.
— Давайте ешьте, черт бы вас побрал! — проговорил он. — Вам надо поесть!
И потом, не оглядываясь, зашагал по проходу и скрылся за дверью.
Женщина заплатила за его кофе.
Перевод О. Алякринского
Бутыль серебра
(1945)
Было время — после уроков подрабатывал я в «Вальхалле», это аптека с магазином и закусочной. Принадлежала она моему дяде, мистеру Эду Маршаллу. Называю его «мистер Маршалл», поскольку все окружающие, в том числе и собственная жена, звали его не иначе как «мистер Маршалл». Хотя человек он был свойский.
Аптекарский магазин, даром что старомодный, занимал большое, сумрачное, прохладное помещение: летом не было у нас в городке места приятней. При входе слева располагался табачный прилавок, за которым, как правило, восседал мистер Маршалл собственной персоной: приземистый, широколицый, розовощекий, с лихо закрученными седыми усами. За спиной у него виднелась необыкновенная стойка для продажи газированной воды. Старинная, мраморная, пожелтевшая от времени, тщательно отполированная, но без следов вульгарного блеска. Мистер Маршалл купил эту стойку в тысяча девятьсот десятом году на торгах в Новом Орлеане и очень гордился своим приобретением. Посетители, сидевшие на высоких стульях искусной работы, оказывались лицом к этой стойке, а над ней видели свое зыбкое, будто при свечах, отражение в длинном ряду старинных, оправленных в рамы красного дерева зеркал. Все товары домашнего обихода были выставлены в застекленных шкафчиках, едва ли не музейных, запиравшихся бронзовыми ключами. В воздухе витали ароматы сиропа, мускатного ореха и прочей вкусноты.
Для жителей округа Уачата «Вальхалла» служила излюбленным местом отдыха — до той поры, пока в нашем городке не обосновался некто Руфус Макферсон, который открыл еще одну аптеку — прямо на другой стороне площади. Этот субъект, Руфус Макферсон, был сущим негодяем: он перебил моему дяде всю торговлю. Завел у себя новомодную лабуду — электровентиляторы, многоцветную иллюминацию; принимал заказы по телефону; поставил на тротуаре выносной столик, чтобы готовить для автомобилистов горячие сэндвичи с сыром. Хотя некоторые горожане и остались верны мистеру Маршаллу, большинство все же переметнулось к Руфусу Макферсону.
Поначалу мистер Маршалл решил его просто-напросто игнорировать: если кому-то случалось при нем упомянуть имя Макферсона, мой дядя просто фыркал, закручивал ус и отводил глаза. Но сразу было видно: он бесновался. И чем дальше, чем больше. Как-то раз в середине октября захожу я в «Вальхаллу» и вижу: мистер Маршалл, сидя за стойкой со стаканчиком вина, играет в домино с Хаммурапи.
Хаммурапи — египтянин, по профессии был дантистом или вроде того; но практика у него захирела, так как зубы у всех горожан здоровые, и всё благодаря местной воде, богатой какими-то минералами. Поэтому большую часть суток Хаммурапи бездельничал и ошивался в аптеке, где сдружился с моим дядей. Этот египтянин обладал довольно-таки приятной наружностью: смуглый, чуть ли не двухметрового роста; мамаши у нас в городке запирали дочерей на замок, а сами строили ему глазки. Говорил он совершенно чисто, без акцента, и я всегда считал, что он такой же египтянин, как я — инопланетянин.
В общем, сидели они за стойкой и глушили красное итальянское вино из трехлитровой бутыли. Зрелище было тревожное, поскольку мистер Маршалл пользовался репутацией убежденного трезвенника. У меня, естественно, сразу промелькнула мысль: «Боже правый, Руфус Макферсон его доконал». Однако пили они, как выяснилось, совсем по другому поводу.
— Иди-ка сюда, сынок, — позвал меня мистер Маршалл, — пропусти с нами стаканчик винца.
— Вот-вот, — поддакнул Хаммурапи, — помоги прикончить. В магазине куплено, не выливать же.
Через некоторое время, когда мы приговорили бутыль, мистер Маршалл поднял ее над стойкой и воскликнул:
— А теперь поглядим! — И с этими словами растворился в ранних сумерках.
— Куда это он? — спросил я.
— Э-э, — все, на что сподобился Хаммурапи. Ему нравилось меня дразнить.
Спустя полчаса дядя вернулся, сгибаясь и сопя под тяжестью своей ноши. Он водрузил на стойку бутыль, а затем, усмехаясь и потирая руки, отступил в сторону.
— Ну, что скажете?
— Э-э, — протянул Хаммурапи.
— Ого! — вырвалось у меня.
Перед нами, видит Бог, стояла та же самая бутыль, но с одним уму непостижимым отличием: теперь она была доверху наполнена монетками по пять и десять центов, которые тускло поблескивали сквозь толстое стекло.
— Неслабо, да? — проговорил дядя. — Разменял в Первом национальном. В горлышко ведь ничего больше пятака не пролезает. И тем не менее деньжищ тут прорва, доложу я вам.
— А зачем это, мистер Маршалл? — спросил я. — Идея-то в чем?
Теперь мистер Маршалл заулыбался во весь рот:
— Вы, наверное, скажете: просто бутыль серебра…
— Нет, горшок золота на конце радуги[1], — встрял Хаммурапи.
— …но идея, как ты выразился, в том, чтобы народ угадывал, сколько там денег. Прикинь: купил ты товара, скажем, на двадцать пять центов — и можешь попытать счастья. Больше покупок — больше попыток. А я буду вплоть до сочельника
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
