ней, которые придвинулись ближе - не ко мне, а к ней.
— После всех этих лет ты ни хрена до сих пор не знаешь меня, верно? — спросил я.
— Я узнала достаточно, чтобы понять, что ты просто не способен любить. Ты слишком испорчен, чтобы даже попытаться почувствовать это. Ноэми…
— Не смей даже произносить ее имя своим поганым ртом, — почти прорычал я.
Даже с этими двумя рядом с ней, Анджелина знала, что зашла слишком далеко, поэтому Анджелина перешла прямо к делу.
— Ты действительно думаешь, что у меня будет ребенок от тебя? Я хочу, чтобы в его жилах текла кровь Скарпоне, не твоя.
— Ты еще глупее, чем я думал, — ответил я.
Анджелина сделала шаг в мою сторону, без сомнения, чтобы дать мне пощечину, чего раньше сделать не могла, но мой брат как раз вышел наружу, обняв ее за талию.
— Ну же, милая, — сказал он ей. — Тебе не кажется, что у моего брата и так выдалась тяжелая ночь? Полегче с ним.
— Ахилл, — сказал я. — Я слышал, тебя можно поздравить. Ты скоро станешь отцом. — Все сразу встало на свои места - ее признание и его присутствие.
Он медленно улыбнулся, приподняв уголки рта, как чертов Шут.
— Анджелина тебе уже сказала?
— Не особо вдаваясь в подробности, — улыбнулся я в ответ.
Он пожал плечами.
— Мы оба знаем, что это не имеет значения.
Анджелина посмотрела на нас двоих, замешательство боролось с выдержкой на ее лице. Я видел, как ее горло дернулось, когда она с трудом сглотнула.
— Почему ты просто не убил ее, Витторио? — Краткий миг раскаяния пронесся в той буре эмоций, которые она пыталась скрыть.
— Да, почему ты не убил ее, милый Принц Витторио? — усмехнулся Ахилл. — Не то чтобы все обернулось иначе, но ты так легко убедил папу, что один из нас должен уйти. Он был полон решимости однажды подарить тебе королевство - прекрасную жену, прекрасный дом, прекрасное потомство, чтобы продолжить род, и все, что принадлежало ему, - и вот ты все испортил, предав его.
— Мы оба знаем, что это не имеет значения, — сказал я, повторяя слова Ахилла. Они так прекрасно подводили черту. Все, что мне было нужно, это причина, чтобы покончить с этим.
Ахилл зарылся носом в волосы Анджелины, вдыхая ее аромат, и крепко зажмурился.
— Спасибо, Ангел, — сказал он. — За все, но, похоже, твоя преданность мне была не нужна. В конце концов, мой брат сам забил гвоздь в свой же собственный гроб. Ты только что дала ему еще один повод для сожаления. Кому нужна такая женщина, как ты, когда мужчине лучше в постели с гадюкой? Предательство - непростительный грех, милая, и не важно, кого в моей семье ты предаешь.
Глаза Анджелины застыли, а дыхание участилось, когда он скользнул носом выше по коже ее лица и нежно поцеловал в щеку. Ахилл что-то прошептал ей на ухо, и Анджелина закрыла глаза, роняя одинокую слезу. Луч света из ресторана осветил траекторию падения слезы.
Ахилл наконец открыл глаза, одарил меня широкой улыбкой, а затем плечом остановил меня на выходе. Двое головорезов рядом с Анджелиной схватили ее под руки; одновременно с этим ко мне сзади подошли четверо мужчин, один из них приставил нож к моему горлу. Анджелина начала сопротивляться, крича Ахиллу, чтобы он вернулся.
— Как ты мог так поступить со мной? — теперь она просила меня о помощи.
Значит так, Принцесса, я тот, кого ты зовешь теперь? После того, как ты заманила меня на бойню?
Эти слова вертелись у меня на кончике языка, но они так и остались невысказанными. Вместо того чтобы звать меня, она должна звать Бога, единственную силу, достаточно сильную, чтобы остановить это. Никто не выберется отсюда живым. Нет, если это приказ Короля-Волка, и не было никого способного остановить его.
2
МАРИПОСА
Наши дни
Только по-настоящему бедные знают разницу между тем, что значит проголодаться и быть голодным. Мой желудок издал неприятный звук, напомнив мне о том, как сильно я проголодалась. Сколько времени прошло с тех пор, как я ела в последний раз? Один день? Два? Тут и там у меня были объедки, крекеры из какого-то ресторана быстрого питания, которые они оставляли с кетчупом и другими приправами, запечатанными в пластик.
Мой желудок издал еще более громкий звук, и я мысленно приказала ему заткнуться. Он должен был уже привыкнуть к такому положению дел.
Но в городе, который жевал тебя для того чтобы вскоре выплюнуть, сделать это было нелегко. Я никогда не жила нигде, кроме Нью-Йорка. Мечтала об этом, но у меня никогда не было средств уехать отсюда. Деньги означали свободу, а я ни в коем разе не была свободной.
Еще более печальным, чем состояние моего урчащего желудка, был тот факт, что как только я исчезну из этого места, называемого землей (или для некоторых из нас адом), от меня не останется ничего, что можно было бы по-настоящему вспомнить.
— Что такое, Мари? — спросила я себя. — А, жалкий и еще один дерьмовый день? Это твоя вина, и ты это знаешь. Тебе не следует здесь стоять.
Но я ничего не могла с собой поделать. Какими бы бедными ни были улицы Нью-Йорка, у них была и другая сторона, которая полностью соответствовала определению богатства. Трудно было не заметить привлекательность, деньги, абсолютную абсурдность всего этого. Того, как некоторые люди еле-еле сводят концы с концами, едят хлеб недельной давности и носят чужие (слишком маленькие) туфли, чтобы держать ноги в чистоте, торопясь получить заработанный доллар, в то время как другие тратят тысячи долларов на имплантаты задницы и одежду, которую они никогда не будут носить.
Не то чтобы я завидовала им… Кого я обманываю? Я действительно чертовски завидую им. Особенно имплантатам в заднице, но мой желудок напоминал стаю голодных волков.
Да, Нью-Йорк сжевал меня, но еще не выплюнул. Впрочем, не было никаких сомнений, что в один прекрасный день я вот-вот обернусь мусорным баком. Вероятно, закончу свои дни, мечтая о еде, которую я хотела бы съесть.
Я глубоко вздохнула, протяжно выдыхая и затуманивая витринное окно заведения под названием «Маккиавелло». Название ресторана было выведено золотом и выглядело элегантно. Это был такой
