Мне показалось, что ты… будто другой что ли…
— Хм, очень любопытно, — произнёс Эммерих и, наклонившись, взял девушку за лицо. — Да, конечно, глаза уже жёлтые, но пока зрачок не напоминает песочные часы, волноваться не о чем…
— Ой, да отстань, — вырвавшись, сердито буркнула Нина. — Как навстречаешься со своими ряженными вейнами, так начинаешь сыпать отсылками.
— А почему бы и нет?
На кухню они вернулись уже вместе и приступили к завтраку. Заметив, что на пальцах Нину всё ещё есть чернота, Эммерих вновь заговорил:
— Я не думаю, что это манифест, если ты из-за этого переживаешь. В Градемине показатели почти нулевые, да на конечности он цепляется далеко не в первую очередь, — сказав это, он для наглядности указал на свои оптические импланты. — Я просканировал, ничего вне нормы не обнаружил. Так что ни воспаления, ни даже какого-либо запаха… Выдыхай.
— Я просто не понимаю, — глухо призналась Нина, потупив взгляд, — вроде ни с чем таким не контактировала, а такая срань.
— Бывает. Может, в краску где влезла. Эй, — Ландони наклонился к ней, — расслабься. Если хочешь, можем сначала потусить, а леку оставить на завтра. Только ты мне скажи, если оно как-то болеть начнёт.
— Лады, — тоскливо согласилась девушка. — Не, конечно, ты прав, что нужно к леке, но я не готова прыгать из одной, кхм, проблемы в другую.
— Понимаю. Поэтому у меня к тебе есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться.
— Напиться и забыться? Как вчера? — полушутя предположила Нойр, но улыбка её исчезла под нарочито серьёзным взглядом Эммериха. — А что тогда?
— Концерт в Старограде, — с важным видом ответил тот. — Слышала же о подопечном батька? Ну, этом, Амаратисе… Амасрисе… [Междом], Аматрисе. Вечно его фамилию не могу запомнить.
— Аматрис? — озадаченно переспросила Нина. — Вроде звучит знакомо… Покажешь?
— А, да без вопросов. — Эммерих разблокировал протофон и, открыв одну из фотографий, повернул экран к подруге. — Вот, гляди.
Некоторое время Нина молчала, но затем:
— Рик.
— Чего?
— Это вообще-то «Девочка из колодца».
— Чего? — Эммерих недоверчиво посмотрела на экран. — А, слушай, и правда. Это я на «Визконе» был… Значит, фотки нет. Но ты не парься — на Амадиса очень похоже.
— Круто… А, так погоди, ты про того патлатого брюнета что ли? Это мы его видели тогда в студии? — Подумав, Ландони кивнул. — Не знала, что он певец — он же тогда, по-моему, весь вечер за книгой какой-то просидел… А что хоть исполняет?
— Ну, у него эта, популярная песня… — Несколько задумчивых щелчков пальцами. — А, не, не вспомню. Но вейнилкам нравится — я на прошлом концерте склеил одну, горячая, просто оторви да выбрось…
— И поэтому ты решил, что мне тоже зайдёт?
— Ну, я определил целевую аудиторию — как и учил батёк, в общем-то, — невозмутимо отозвался Эммерих и, потянувшись к девушке, продолжил: — Брось, Нани, нам обоим нужно развеяться — билеты я нам организовал, так что просто оттянемся в клубе под не самую плохую музыку. Бар за мой счёт.
— С этого и надо было начинать, — приободрилась Нина. — Ладно, лир с тобой — погнали.
— Ага-ага, — воодушевлённо закивал Ландони, — такой настрой мне уже нравится. Ты воистину [обманувшая] смерть, Инанна Нойр, так чего бы нам не отметить это?
В самом деле — чего это она?
Эпизод четвёртый
Карпейское Каэльтство: Градемин
Староград, ночной клуб «Клюква»
9-11/999
Непентес, чёрно-беловодное, солод — напитки из бара лились рекой. Можно было не курить: дыма было столько, что вытяжки едва справлялись. И каждый, кто пришёл сегодня покорять «Клюкву», растворял этот мир, пока тот не растворял его.
Всё пылало и горело неоновыми огнями. Нина с непривычки заслонила рукой глаза, когда из полутёмного вестибюля прошла в главный зал. Шедший рядом Эммерих держался куда уверенней.
— Я здесь частенько бываю, — сообщил он, поправляя предусмотрительно надетые солнцезащитные очки, — ну, знаешь, пока батёк продвигает всяких певчих птиц, я получаю билеты на халяву. Тебя-то я только сейчас смог уговорить.
— Ага. Уговорил, не то слово.
Пообвыкнув, Нойр огляделась. Стены в клубе были голыми и виднелся красный кирпич, из которого они были выложены. Пол — грубый фанерный настил. Мебель, напротив, выглядела вычурно элегантной, точно сошедшей из каталога винтажных изделий. Главная сцена располагалась точно напротив бара. Высота её достигала пары метров, и — о деми — как же ярко палили на неё софиты.
— А он не ослепнет? — Нина скривилась как от зубной боли.
— Кто? — Эммерих проследил за направлением взгляда спутницы. — А, этот, Амартис-то? Да не, что ему станется-то. Хотя я как-то попробовал так под лампами постоять — честно, летом в Трамонте не так жарко. Я думал, что ещё пять минут, и я стану не душкой Риком, а Риком-гриль.
— Ты тот ещё душка, — смешок.
— А ты сомневалась? Лады, короче, смотри: в толпу мы не пойдём, [не надо]. Нас там просто фанатки Кегарда задавят. Поэтому постоим сзади, побалдеем, я сейчас ещё выпить что принесу.
— Замётано, — Нина немного помолчала. — Его правда зовут Кегард?
— Да вроде нет, но, как по мне, ему так больше подходит… О, похоже, сейчас начнётся.
Едва уголки рта Нины дрогнули в улыбке, как свет померк, а звучавший фоном эмбиент стих. В толпе послышались перешёптывания, а на сцене заработали дым машины.
Через несколько мгновений на ней показался худощавый мужчина тридцати лет, с длинными чёрными волосами. Только увидев его, Нине почудилось, что в руках его посох — на деле то была стойка с микрофоном.
Девушка прищурилась. Теперь-то она узнала того самого Аматриса, эталонного карпейца с бледной кожей и точёным лицом с карими глазами миндалевидной формы. Одетый в рубашку с накинутой поверх чёрной кожаной курткой и брюки, музыкант взялся за висящую на ремне гитару. Софиты осветили его фигуру фиолетовыми лучами, а за спиной ярко загорелась неоновая подсветка в виде ягод клюквы. Музыкант слегка улыбнулся, оглядывая зал, и склонился к микрофону.
— «Клюква» всегда была для меня особенным местом, а вы — особенными людьми. Поэтому именно вам я подарю возможность первым в мире услышать мою новую песню.
Длинные пальцы плавно коснулись струн. Аматрис запел, выводя аккорд за аккордом. Песня — о том, как быть собой в угасающем мире, и как важно обрести собственный огонь. Толпа, разгорячённая алкогольным аперитивом, замерла, вслушиваясь в слова.
Улучив момент, Эммерих ретировался к компании девушек за столиком неподалёку — и уже через пару минут распивал с ними коктейли. Сама Нина продолжала держаться позади слушателей — она неуютно переминалась с ноги на ногу, а во взгляде её будто скользило недопонимание.
Зазвучал мост. Из толпы протянулись руки
