своих сыновей в честь своих отцов. Значит — «цёрам Дриго» — сын Григорий. Соответственно — стирм Олдай, это дочь… Как бабушку звали, Васенька?
— Баба Дуся.
— Евдокия. Ну, Дриго на Григория тоже мало похож. Значит это дочь Евдокия. У нас получилось: «Завещание. Я, Зайцев Харитон Григорьевич»… Разбираемся дальше.
Разбирались они ещё часа три и выяснили, что деньги и некие ценности спрятаны и хранятся в кресте на могиле тестя и тёщи завещателя, которых зовут соответственно: Чавкин Квомонь Квилё и Чавкин Доронь Марква.
— Ну и где они похоронены? — спросил Владимир Алексеевич.
Василий замотал головой.
— Хорошо, зайдём с другой стороны: где похоронен твой прадед?
— Не знаю, — честно признался Василий. — И я сомневаюсь, что такие имена будут написаны на православном кресте.
— То есть, ты намекаешь, что мы не знаем не только где искать, но и кого искать?
— Ну да.
— С тобой не соскучишься, Василий.
— Спокойно, мальчики, — сказала Надежда. — Сейчас разберёмся. Квилё это имя. Допустим, что у мордвы не было буквы «ф», как и у русских. Преподобный Серафим Саровский называл себя Серахвимом.
— «Х» у мордвы не было, — сообщил Владимир Алексеевич.
— Я помню, — ответила Надежда, — а значит «кв» это «ф». Филё… Филё… Что за имя такое?
— Филя, Филипп, — сказала Люба.
— Точно, — согласилась Надя, — Фомонь, Фомо…
— Фома, — подсказала Люба.
— Владимир, у тебя гениальная жена.
— Я знаю, — согласился Владимир Алексеевич. — Значит мы ищем Чавкина Филиппа Фомича и …?
— И Чавкину … Марква? Марфа. А вот на счёт отчества, даже никаких мыслей.
— Хрен с ним, — отмахнулся Владимир, — значит мы ищем могилу Чавкина Филиппа Фомича и Чавкиной Марфы Батьковны.
— Ну как-то так, — согласилась Надежда.
— Тогда ещё один вопрос, не очень существенный, — сказал Владимир Алексеевич.
— Какой? — спросил Василий.
— А если наш клад уже нашли?
— Нет, не нашли. Отец, а потом и я следили за всеми сообщениями о находках, хоть как-то напоминающие клад. В нашем городе и его окрестностях за последние сто лет ничего не находили.
— А зуб мамонта?
— Володь, какой же это клад?
— Это я просто проверить твои слова. Действительно следишь. Ну, и где мы будем искать чету Чавкиных?
— На кладбище.
— Это понятно, Вася. На каком?
— На самом старом, на Заречном. Там давно уже никого не хоронят.
— Если дать денег похоронят и там, — сказал Владимир Алексеевич, — надо проверить.
С этими словами от сел за компьютер.
— Действительно — Заречное самое старое, два других более молодые. Ну, что же — поехали.
Они бродили по кладбищу часа четыре и вышли с него перемазанные землёй, обожжённые крапивой и абсолютно без результата.
— И почему ему взбрело в голову прятать клад на кладбище? — спросила Люба.
— Крест на могиле может долго простоять, — стал объяснять Василий, — лет сто, а то и двести. Хотя я думаю, что прадед надеялся, что Советская власть так долго не простоит.
— Ну, власть простояла, — возразил Владимир Алексеевич, — а если за могилой не ухаживают или, если она не всесоюзного значения, то могут лет через семьдесят, а то и через пятьдесят снести.
— А за ней кто-то ухаживал? — Люба посмотрела не Василия. — Нет? И ты, Володя, сказал это после того, как мы четыре часа бродили по кладбищу?
— Ну, забыл, Любаш. И всё равно надо было проверить. Клад, по утверждению Василия, никто не находил. Значит — не там ищем.
— А где надо? — спросила Люба.
— Не знаю. Думаем, завтра созвонимся.
Василий весь вечер бесцельно торчал в интернете, думал. Ему попалась статья, где автор возмущался странностями русских, мол у них церкви забором огорожены, даже за границей, а у культурных европейцев их кирхи, костёлы и прочие стоят чуть ли не между домов без всяких заборов. «Ну, конечно, — подумал Вася, — церковная земля огорожена, там хоронят самых достойных из прихожан. Абы кого не похоронят. А быть похороненным за церковной оградой — это статус, как сейчас говорят».
В квартире Владимира Алексеевича раздался телефонный звонок.
— Алло, — сказал он сонным голосом.
— Вовка, их надо за церковной оградой искать, — сказала трубка возбуждённым голосом Василия, — там только особо отличившихся хоронили, взятку не дашь.
— Взятку могли дать родственники. Вася, два часа ночи, ты до утра не мог подождать?
— Не мог. Я думал тебя это обрадует.
— Обрадовало. Завтра поищем. Спокойной ночи.
Утром Владимир Алексеевич и Василий без жён целый день колесили по городу, заглядывая за каждую церковную ограду. Крест с надписью: «Чавкин» не находился.
— И что теперь делать? — спросил Владимир Алексеевич.
— В село надо ехать, откуда прадед происходит, в Пичаево. Может быть, там.
Тут в кармане у Владимира Алексеевича зазвонил телефон.
— Алло, — рявкнул он в трубку, — добрый… узнал. Нет, никто не умер. Не кладбищенский, а похоронный бизнес. Прикидываю, присматриваюсь, знаешь моё положение. А ты с какой целью интересуешься? На хвоста хочешь сесть? Нет? А что? Из любопытства и сочувствия? И тебе удачи.
Владимир Алексеевич положил телефон в карман.
— Вот откуда знают? Ладно, завтра утром рванём в Пичаево, я за тобой заеду.
На следующее утро BMW Владимира Алексеевича катил по трассе в сторону села Пичаево. Какое-то время ехали молча, Василий решил прервать молчание.
— Говорят, что в том месте, где сейчас село Пичаево жил мордовский князь. У него умерла любимая жена по имени Пичай. На месте её могилы насыпали высокий курган, а на вершине кургана князь приказал вырезать из сосны фигуру любимой жены. С тех пор село и зовётся Пичаево.
— «Пичай», может быть и не имя вовсе, а название местности, а легенду за уши притянули. Это ты мне рассказал про Тадж-Махал местного разлива. Видел я его, не впечатлило. Белая такая хрень, нет, красиво, конечно, но не впечатлило.
— Нет, Володь, ты не романтик.
— Мне романтика денег не приносит.
— Тадж-Махал же приносит.
— В Индии — да, приносит, там туристов море. У нас в области нет ничего похожего, деревянная статуя Пичай вряд ли сохранилась. Область на тур объекты бедновата.
— Ну, почему? Вон монастырь.
— И что? Мало ли в России монастырей? Если бы там Серафим Саровский хоть проездом, а так…
— Это да…
И тут смутная догадка озарила Василия, или воспоминания, или ещё чего-то.
— Володь, поворачивай в монастырь.
— Зачем?
— Поворачивай, проверить кое-что надо.
— Хорошо.
Машина продолжала мчаться вперёд.
— А почему не поворачиваем?
— Вась, я не на вертолёте, сейчас развернёмся.
Вскоре они развернулись, доехали до перекрёстка и повернули на право к монастырю.
— С этого монастыря и начались все мои несчастья, — вздохнул Владимир Алексеевич. — Тендер я выиграл на ремонт внутренних помещений. Монастырь передан церкви, но числится за государством, как объект
