510 рублей, инструмент тоже электрический! — Вавилов перебирал сокровища, при виде которых встрепенулось бы музыкальное сердце любого молодежного ансамбля. — А вот тебе ишо три, например, стереофонических усилителя «Электро-20» — все трое больше полтыщи тянут! Сем раз в область ездил, а свое взял!
— Самодеятельность процветает?
— Кружки процветают: хоровой да танцевальный. Народ к инструменту уклон не держит. И откудова такие берутся?
— Кто же кружками руководит?
— Есть тут один… Он из другой деревни руководит. Который раз приедет, кой-чего покажет, а тогда уж они сами, своим умом доходят. У меня, вишь ты, худрука нет. Одна тут работала, но сбежала. Мне, говорит, образование не дозволяет. Я, говорит, ветеринар, а не балерина.
— И долго работала?
— Как, поди, недолго. Целый год свою внутренность преодолевала…
— А танцы?
— Случаются. Вот под эту чертовину, — Вавилов ткнул пальцем в радиолу, — но ведь теперешняя молодежь вальсы не уважает, ей вот такое подавай, — Вавилов осуждающе подрыгал ногой, — но я баловать, конечно, не велю, пресекаю. — Он заметил мой удивленный взгляд и объяснил — В газетах про эти дела шибко критикуют.
Конечно, Вавилова можно понять как человека, ущемленного незаконченным начальным образованием и вынужденного до всего доходить своим умом после переезда из старой избушки, долгие годы служившей центром культуры деревни Ключики. Но сейчас, в этом дворце…
— Это сейчас он устарел, а был прежде куда боевой: и на гитаре сбрякает, и песню сгаркает, как освирепеет после чекушки, — объяснило местное население.
В райотделе культуры документально подтвердили, что теперь чекушка действует на Вавилова по-другому. Однажды после неустановленного числа чекушек с ним произошла совершенно непечатная история. Он едва не лишился партбилета, но на месте директора усидел.
— Крепкий кадр, — сказали по этому поводу в отделе культуры, — крепко объект сторожит.
И опять начали красиво рассказывать про охват районного населения культурными мероприятиями. Но я уже слабо верил рассказам. Воспользовавшись неофициальным советом, я решил поглядеть, как живет Дом культуры «Маяк» — первенец современного докомокультуростроения в районе. Следуя все тому же неофициальному совету, я пошел к районному прокурору и ознакомился с литературой, описывающей жизнедеятельность этого очага культуры.
В литературе сказано: «Свидетель Зинуров передал Туркову нож… с ручкой, изготовленной в виде зверя, похожего на белку». Затем хулиганы «наносили удары в разные части тела, вооружившись спинкой стула, солдатским ремнем с пряжкой, ногами и кулаками». Их действия были настолько зажигательны, что увлекли весь зал, и драка стала массовой. Перед лицом одного из очевидцев то и дело «мелькал предмет, представляющий не что иное, как лезвие ножа».
Конечно, не каждому захочется ехать в такое место, где наносят удары в разные части тела. Но я поехал. Правда, как человек не чрезмерно отчаянный, я пригласил с собой корреспондента местной газеты «Вперед». Он хоть и не мог защитить от хулиганов, но пригодился бы в качестве свидетеля, если я пострадаю на почве знакомства с Домом культуры «Маяк».
В «Маяке» было холодно и пусто. Посреди вестибюля утвержден теннисный стол, а в углу сидели ребятишки, совсем непохожие на хулиганов, ученики соседней школы Толя Иванов, Шамиль Зайдуллин и Коля Петров.
Познакомившись, я спросил:
— Что же вы, ребята, так скучно сидите?
— А чо нам, стоять, што ли? — откликнулся карапуз, пожелавший утаить свое имя от печати.
— А вы бы в теннис поиграли, — предложил я, показывая на теннисный стол.
— Ха, в теннис! А кто тебе шарик-то даст?
— Ну, тогда в бильярд…
— Ох ты, ловкий дядька! — невесело рассмеялся карапуз. — Да кто же тебя допустит? Тем более, все шары сломаты.
Тогда я начал им предлагать заняться в кружках: танцевальном, хоровом, эстрадном и драматическом, обозначенных на вывеске. Но они отказались. А карапуз пробормотал: «Мало что тут напишут-то на бумагах…»
Я попытался отыскать художественного руководителя «Маяка», но такового в натуре не имелось. В натуре имелась только пожилая библиотекарша, которая, кроме своих библиотечных, самоотверженно исполняла обязанности директора и художественного руководителя. И тот, и другой после очередной баталии угодили в больницу, а потом на работу не вернулись.
— А драки у вас до сих пор случаются? — спросил я ребят.
Пожелавший остаться инкогнито карапуз поглядел на меня снисходительно и сказал:
— Сегодня у нас кто, среда? Сегодня не будет. Ты давай в субботу приходи. В субботу Ванька Обрез станет отдыхать. Только на Ваньку тебе слабовато. Ванька вот эдакий ножик принесет! — И он широко развел руками, показывая размер Ванькиного ножика.
Потом я долго ждал, когда починят утильный отделкультуровский автобус, ходил по пустым, обшарпанным залам и думал о том, что же все-таки делается в наших деревнях и селах на так называемом культурном фронте. А ничего там, собственно, не делается. Раньше плакались, что в деревнях не хватает домов культуры, а культработник опрометью навострился в город. Тогда все было ясно: построить дворцы, и эти работники опрометью же кинутся обратно. Но вот построили, а они чего-то не спешат. Как их снова сюда заманить? По этому вопросу имеется много изысканий и не имеется ни одного ответа. Как-то все туманно. Но пройдет время, нынешние дворцы опять будут казаться развалюхами, и опять все будет ясно: надо строить.
А пока ясно одно: дело все же не в новых стенах, а в человеке. Но его так просто вспять не поворотишь. Столько времени он привыкал тратить свободное время на пьянку и мордобой, а ему вдруг предлагают курс игры на домре! Завклубом издавна считался на селе чем-то вроде низкооплачиваемого клоуна, которым предприимчивые мамаши пугали своих дочерей-невест, а теперь мы хотим, чтобы там работали толковые молодые люди.
Что же теперь, поставим крест на сельской культуре? Разумеется, нет. Просто надо понять, что одним домокультуростроением и агитационно-кавалерийским наскоком тут ничего не решить. А по времени — возможно, понадобится целое поколение…
Когда мы садились в автобус, снова подошел знакомый карапуз и посоветовал:
— Ты в субботу поддай хорошенько. А то как бы тебе против Ваньки не струсить!
И посмотрел на меня очень и очень сочувственно.
А я на него…
ПРОРЕКТОР НА ШАБАШКЕ
Моросил дождик. Клены заботливо сбрасывали последние листья на худую крышу овощехранилища совхоза «Борковский». Проректор гос-университета по научной работе А. Голотов перебирал гнилую картошку и размышлял о влиянии принципа Гаусса на поведение импульсных сигналов в диэлектрической среде. Кругом ударно трудились профессора и доценты. Поодаль небольшими стайками гуртовалось местное население и с любопытством поглядывало на представителей науки. Картофельная страда набирала темпы.
Голотов оглядел бурты картошки, отдаленно напоминающие прибалтийские дюны, и горестно вздохнул. Конечно, в последние годы университет разросся, пополнился молодыми, мускулистыми доцентами.
