Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 24
отпустят поиграть с Мойсесом.
По дороге из школы я шел вприпрыжку, и он остановил меня, чтобы поглядеть на вереницу муравьев посредине тротуара на улице Уржель.
– А ты знаешь, что такое басня?
– Что-то похожее на сказку, да?
– И да, и нет.
Тут он направился дальше как ни в чем не бывало. И все-таки даже по затылку его было ясно, что он улыбается. Мы быстро дошли до дома, и дедушка решил подняться по лестнице.
– Сегодня вечером я прочитаю тебе басню, Жан. А сказки пусть тебе папа рассказывает.
Папа, сказки. Дедушка, басни. И перемены уже не казались такими колоссальными.
На душе у меня стало так спокойно, что я едва не заснул раньше времени.
Неплохо быть и стрекозой
Я даже не подозревал, что сказка про стрекозу и муравья – это басня. Папа мне ее рассказывал когда-то, но в исполнении дедушки эти двое насекомых были мне гораздо более симпатичны.
– Выходит, нужно делать так, как муравей, так, деда? – спросил я напоследок, чтобы его порадовать.
– Что ты, неплохо быть и стрекозой.
– Но ведь тогда придет зима…
– Сдалась тебе эта зима, до зимы далеко. – И мне почудилось, что он немного рассердился.
Тогда я вспомнил про муравьев, которых мы видели по дороге из школы, они шли рядочком, нагруженные хлебными крошками.
– Деда, а вдруг их кто-нибудь раздавит, и они так и не доберутся до муравейника?
Было ясно, что дедушка понял по моим глазам, что я говорю не про муравьев, и не нужно было ничего больше растолковывать. Вместо ответа он пожал плечами.
Кажется, над баснями надо думать больше, чем над сказками.
Муравьи
Наутро в школу меня повел папа.
– Жан, не зевай. Что ты все время смотришь под ноги?
– Муравьев ищу…
И я рассказал ему про басню, про то, как дедушка говорил, что неплохо быть и стрекозой, и про то, что еще неизвестно, не раздавит ли нас кто-нибудь в самый неподходящий момент. И как мне хотелось отыскать вчерашних муравьев, чтобы узнать, добрались ли они до муравейника.
Папа остановился и пригладил двумя пальцами брови. Потом поглядел на меня, и мы вместе приступили к поиску муравьев.
Когда они нашлись, он усадил одного из них себе на ладонь, и мы присели на каменную скамью возле одного из еще не открывшихся магазинов.
– Человек может быть и стрекозой, и муравьем, Жан. Сейчас тебе пора быть муравьем, чтобы приготовиться к зиме. А дедушка, тот может петь сколько угодно: его зима уже прошла.
Все это было мне не особенно ясно, но по глазам отца я понял, что он не готов отвечать на вопросы, и решил не настаивать.
Ответы иногда приходят сами, неспешными рядами, как крошки хлеба на муравьиных спинках, или летят на крыльях ветра, как пение стрекоз.
Про самолеты
В тот вечер я почистил зубы и с некоторым опасением готовился слушать новую басню. Тут я услышал, как папа тяжело вздохнул прямо перед тем, как войти в мою комнату:
– Жан, ты все еще думаешь про стрекоз и муравьев? Хочешь еще о них поговорить?
– Нет. Я хочу сказку про самолеты, такую, чтобы развеяла все мысли.
– Мне тоже очень не хватает такой сказки!
Он даже подпрыгнул от нетерпения и сел со мной рядом; эту историю он не вычитал из книги, мы сочинили ее вдвоем, как раз такую, какую хотели. В ней было полным-полно полетов и солнечных дней, и такой конец, что хотелось унестись в синее небо.
Бывают такие дни, когда нужны сказки про самолеты, которые позволяют нам полетать, не спускаясь с небес на землю.
Дедушкина зима
Мне приснилось, что дедушка взгромоздился на растущую на участке в Вилаверде смоковницу и все пел и пел, а мои родители, бабушка и я рядком собирали с земли хлебные крошки и складывали их в корзину. Было очень жарко, и солнце пекло вовсю. И вдруг, ни с того ни с сего, пришла зима, и дедушка остался в поле один и замерз. А мы были уже дома, в квартале Сант-Антони, и ели хлебный мякиш. Из окна я видел, как дедушка дрожит от холода, сидя на смоковнице в Вилаверде, а папа говорил: «Его зима уже прошла». Бабушка жаловалась, что ей тоскливо без дедушкиных песен, я пытался вынести ему покушать, а мама хотела одеть его потеплее. Но папа нам не позволял и говорил, что нет, не надо, что дедушкина зима уже прошла, и заставлял нас доедать все до последней ложки и запахивал шторы, чтобы мы не видели дедушку, сидящего на смоковнице. Тогда бабушка сказала, а ну-ка помолчите, и, через силу глотая свой ужин, мы услышали, как дедушка поет, и у нас разыгрался аппетит.
Мама внутри газеты
– У тебя молоко остынет, засоня.
Пока я завтракал, мама пила кофе и читала газету. Папа ушел на работу пораньше, а дедушка с бабушкой все еще были у себя в комнате. Одеваясь, я слышал, как они разговаривают, но мама сказала, чтобы я их не беспокоил.
– Правда, здо́рово, что бабушка и дедушка к нам переехали?
Она процедила это сквозь зубы, и вышло так невнятно, будто рот у нее куда-то исчез. Я вопросительно посмотрел на маму, но глаз ее не нашел, она спрятала их в газете и не давала в них заглянуть.
Тогда мне захотелось рассказать ей про то, что мне приснилось, про басню, про папины слова о зиме и о дедушке, раз уж мы с ней были одни на кухне. Но мне показалось, что мама не хочет этого слышать и что ей больше по душе придется сказка про самолеты. Ее я и рассказал.
– Мы сочинили ее вместе с папой. Для таких дней, когда думать не хочется.
Тут мама оторвалась от газеты и впервые за утро посмотрела на меня, уже уносясь взглядом в синее небо.
Свет и аромат
Приближение дедушки и бабушки мы сначала почувствовали по запаху, а потом они и сами пришли на кухню. Я рассказывал маме сказку про самолеты, и взгляд ее уносился в синее небо.
Бабушка захлопала в ладоши. Она вся светилась:
– Времени без пятнадцати девять, ребенку в школу пора!
Мама допила кофе, поцеловала дедушку с бабушкой, а меня обняла крепко-крепко.
– Увидимся вечером!
И гордо шагая между бабушкой и дедушкой, я и думать забыл про муравьев и зимние холода.
Всех нас
Ознакомительная версия. Доступно 5 страниц из 24
