для галочки я не хотела.
— Я туда не вернусь, — отвечает Гордеев, упершись в меня взглядом упрямого барана. Знаю я это выражение лица, ничего хорошего оно не сулит. Будет стоять на своём. — Я устал.
— От чего ты устал? Сидеть на диване и трескать капкейки много сил не надо, — пытаюсь шутить я, — Ну, Л-ё-е-еш, ну пожалуйста…
— Я устал от этих наглых самодовольных рож, которые мнят из себя неизвестно что! Устал от твоих коллег, половина из которых пустоголовые дуры, а у половины явные проблемы с алкоголем, если за два часа они так надрались…
Ну не все, а только Оксана с Криской. Оксана, конечно, явно перебрала. Даже не ожидала, что мать троих детей так пойдёт в разнос. Чувствую, Татьяна завтра ей устроит головомойку. А Кристинка просто захмелела и над всем глупо хихикала. Но ей-то можно, она ведь верстальщик, а не продажник. Я шумно вздохнула, вслушиваясь в тираду Гордеева.
— …про этого мальчика с пальчика вообще ничего не хочу говорить, — о, Фаре тоже прилетело, правда, непонятно за что. — Меня бесит, что ты со мной и не со мной одновременно. Что постоянно убегаешь от меня к этим напыщенным уродам, которые только и делают, что пялятся на тебя и…
— Никто на меня не пялится! И вообще, у меня среди клиентов есть и женщины! — пытаюсь возразить ему я, глупо оправдываясь.
— Ага, самовлюблённые тупые гламурные курицы, — не отступает Лёша, и я вижу, что у него сжаты кулаки. Он очень зол. Да, плохая была идея все-таки его взять с собой. — Лиз, я не понимаю, вот что ты тут забыла?
— В смысле? — ахнула я. — Лёш, это моя работа, между прочим!
— Не только. Тебе здесь нравится, — холодно констатирует парень. Смотрит на меня сверху вниз, как на врага народа. Хотя мы сейчас с ним одного роста, но под его злобным взглядом, я как будто немного вросла в землю. — И я искренне не понимаю почему. Всё-таки мы с тобой очень разные…
— Да, эту шарманку, я слышала не раз. Ты весь такой чистюля, а я нет, ты по складу ума больше технарь, а я гуманитарий… Пошли уже внутрь, холодно. Лёш, я, правда, очень хочу, чтобы ты посмотрел награждение, потом можешь уезжать куда хочешь, — беру его за локоть и тяну к ресторану.
— Нет. Я еду домой. Ты возвращаешься. — Лёша убрал мою руку с локтя. Простое движение, а внутри все сжалось, как будто он меня ударил. — Я и минуты больше не хочу оставаться в этом гадюшнике!
Внутри у меня все застыло, будто закостенело. Словами тоже можно ударить и довольно больно. Каждый вдох, каждое движение тела давалось мне сейчас с неимоверным трудом. Даже просто стоять и смотреть на Гордеева физически было сложно. Я не понимала, почему в один миг мой Лёша стал таким… чужим.
Мир, казалось, рушился у меня на глазах, катился куда-то в тартарары. На глаза навернулись слезы и стало совсем трудно дышать. Ему плевать на меня и на то, что мне важно! Он не может раз в жизни, немного потерпеть и засунуть свои принципы на полчаса куда-нибудь подальше! Ему даже не стыдно, что он довёл меня до слез в такой важный вечер!
— Со мной больше тоже рядом не хочешь находиться? — выпалила я, чувствуя, как по щекам текут слёзы. Не могла больше сдерживаться, иначе бы от эмоций, бушующих у меня внутри, меня бы просто разорвало. — Я, наверное, тоже для тебя теперь одна из гадюк, да??
— Ты не гадюка, — медленно отвечает Лёша. — Но у нас с тобой сейчас разные ценности и понятия о нормальной жизни, — нервно, со злостью взлохмачивает себе волосы. — Твою мать! Лиз, я не знаю… Правда, наверное, лучше не стоит мучить друг друга…
Какие ещё разные ценности?! Что он несёт? Я ничего не понимала, но гнев, как вполне закономерная реакция на боль, потихоньку стал затмевать мне разум.
— Прекрасно! — ору я, скидывая с себя его куртку и бросая в парня. — Можешь больше не мучиться со мной! Завтра приеду в обед и заберу свои вещи.
Смотрю на него, пытаясь найти на его лице хоть какой-то знак, что ему не всё равно. Но он глядит на меня своими ледяными голубыми глазами и произносит лишь одно слово, которое убивает все:
— Хорошо.
Финиш. Как бы мне не было больно признавать — ему всё равно, что сегодня я не буду спать рядом, у него на плече. Что больше не приготовлю на выходных его любимую лазанью или очередное блюдо из горячо обожаемой мной итальянской кухни. Все равно, что он больше никогда не разбудит меня утром с поцелуем и фразой «Доброе утро, соня! Проснись и пой!». Передо мной стоял холодный, озлобленный человек, которому свои принципы были дороже меня. Далёкий, как будто мы сейчас находились на расстоянии сотен световых лет. Чужой, точно незнакомец, которого я вижу первый раз в своей жизни.
Бросаюсь прочь, обратно в ресторан. Плевать, какой у меня сейчас безумный вид, и что скорее всего размазался весь макияж, который мне нанесли в салоне специально для этого мероприятия.
Гордеев не бросается за мной вслед и не говорит, какой он дурак, как сильно меня любит, и что мы погорячились. Нет, такое бывает только в сериалах. В жизни всё более прозаично.
Это должен был быть самый классный вечер в моей жизни. Но вместо этого внутри чувство, будто по мне только что проехал бульдозер. Я сижу, закрывшись в женском туалете, не могу продышаться, и беззвучно реву. До тех самых пор пока телефонный звонок не разорвал тишину своей противной заунывной трелью. Достаю телефон из вечернего клатча, который я уже пять минут судорожно сжимаю в руках. На дисплее высвечивается «Татьяна Коваленко». Сглатываю слёзы, вдох выдох.
— Лиз, ты где? Ты куда пропала?! — вопит Таня, едва я успела ответить. Судя по всему, она куда-то вышла из зала, потому что на фоне я не слышу музыки. — Награждение через пять минут уже!
— Я не приду…
***
Выползаю из офиса последняя. Отдаю ключи охраннику.
На часах почти восемь. День, конечно, заметно прибавился, но пока в восемь вечера ещё темновато. Хорошо, что до остановки есть короткий, нормально освещенный путь. А главное многолюдный. Я опять по уже устоявшейся рабочей традиции на каблуках, и так устала, что в случае неприятностей никуда не убегу. Отдам всё так и без боя — и недавно купленный на премию лучшего продажника мобильный, и сумочку с кошельком, который на две третьих состоит из
