мне верить Вам?!». Волконский не понял откуда прозвучал голос.
«Вы здесь по мою душу?» – снова послышался её голос. «Совсем нет, не подозревайте меня в том, чего нет», – ответил Волконский. «Неужели в России всё настолько плохо, – добавила она, – без меня». Волконский повернулся назад, перед ним стояла Наталья Лукинична Ягужинская, рассматривая его. Это была известная марвихера, разыскиваемая в Российской империи. Самая талантливая и виртуозная карманница, способная выкрасть не только материальные ценности, но и нечто более глубокое…
В криминальных кругах известна по прозвищу «Искра»: блондинка с прямыми волосами, ниспадающими на чёрный салоп, из-под которого виднелось белое платье и несомненным её атрибутом, оберегающим руки, были чёрные, ажурные перчатки. На высказывания Ягужинской, Волконский ответил: «Относительно», – и приулыбнулся. «Я знаю, что Вы из Министерства юстиции, где же Ваши приспешники?» – заключила Ягужинская. Волконский выдохнул: «В Петрограде». «Не сердитесь, – продолжила Ягужинская, – но судя по Вашему внешнему виду, дела у Вас не очень хорошие, как и в Петрограде…». Она не много подумала, протянула ему руку и сказала: «Предлагаю начать наше знакомство сначала. Наталья!». Волконский с осторожностью протянул руку: «Владимир». «Предлагаю Вам пройти ко мне на мою квартиру, Вы, наверное, с дороги», – улыбалась Наталья. «Не могу отказать Вам. Я принимаю Ваше предложение», – Владимир Николаевич вскользь взглянул на рваную брючину. Ягужинская перехватила его взгляд: «Тогда пройдёмте».
В квартире, в которую его привела Наталья, было много книг и дорогих картин. Волконский подошёл к полкам с книгами: «У Вас богатая коллекция». Ягужинская ответила: «Я одна из поклонниц произведений Пушкина, – слегка улыбнулась, – а кого предпочитаете Вы?». «Достоевского», – твёрдо ответил Владимир Николаевич, рассматривая книги. «Прошу к столу, – пригласила Ягужинская, – лёгкий полдник нам не помешает».
Волконский объяснил ей некоторые детали, происшедших событий в Петрограде и заострил внимание на особом деле, здесь в Париже. Ягужинская была заинтересована: «Думаю, я смогу Вам помочь». «Неужели, – бросил реплику Волконский, – и чем же Вы мне можете помочь?». «Ну-у, хотя бы могу заняться Вашим внешним видом, – и дополнила, – но, скажем так, добро за добро», – улыбалась, глядя прямо в глаза Волконскому.
«Я так понимаю, что это будет касаться Вашего розыска? – отвечая взглядом, Волконский продолжил, – возможно что-то можно будет сделать… Я принимаю Ваше условие». Владимир Николаевич встал и протянул руку Ягужинской. Она ответила рукопожатием: «Скажите, Владимир, Вам есть куда идти и где остановиться?».
Волконский стал осмысливать сказанное и хотел было дать отрицательный ответ, но Ягужинская опередила его: «Одна из комнат в Вашем распоряжении». Волконский был немного растерян, но улыбнулся и сказал: «Благодарю!». «Думаю, Вам нужно отдохнуть, чувствую завтра предстоит насыщенный день», – проговорила Наталья. «Вы правы», – ответил Волконский.
Глава 11 «Таинство бытия»
Под вечер небо Петрограда затянуло тучами. Протасов постоянно думал о Валерии Сергеевне, его охватывало неистовое желание ощущать её рядом с собой, неоднократно, мысленно проводил рукой от шей и до самого низа… На протяжении последних дней он размышлял о встрече, обдумывал каждое слово, которое ему нужно будет сказать. Никого не известив, отправился на адрес Голицына Александра Яковлевича. Остановившись недалеко от арки закрытого дворика из четырёх жилых домов, оставил машину, дальше пошёл пешком. Нашёл нужный подъезд и определив по номеру квартиры третий этаж, поднялся по лестнице. Позвонил в дверь, замер в ожидании… Наступила тягостная тишина.
Но вот послышался скрежет засова. Дверь приоткрылась на цепочку. Валерия Сергеевна увидела в полумраке силуэт человека, которого на мгновении приняла за мужа, однако иллюзии её сразу рассеялась: «Гордей Романович, Вы?» – удивлённо произнесла Валерия Сергеевна. Протасов утвердительно кивнул головой и сказал: «Здравствуйте, Валерия Сергеевна!». «Чем я могу быть обязана в столь поздний час?» – спросила Валерия Сергеевна. «Речь пойдёт о Вашем муже. Позвольте войти?» – cпросил разрешение Протасов. Валерия Сергеевна сняла дверную цепочку и пригласила Протасова в гостиную, предложила присесть: «Я Вас слушаю». «На что Вы готовы пойти ради своего мужа?» – Протасов сузил глаза. «На всё, что законно и не противоестественно», – ответила Валерия Сергеевна, присев на кресло. Протасов начал сдержанно: «У меня для Вас есть предложение, в связи с которым Вы, возможно, пересмотрите свои убеждения, – расслаблено откинулся на спинку дивана, снял фуражку, расстегнул шинель, – я смогу отпустить Вашего мужа, слово офицера, но при одном условии: эту ночь Вы проведёте со мной. Вы красивая женщина и Вы недолжны жить в таком государстве… Где не работают законы. Я говорил Вам про светлое будущее, оно для Вас есть», – глаза Протасова блестели одержимостью, голос звучал решительно, с металлическими нотками.
«Что Вы себе позволяете? – Валерия Сергеевна резко встала с кресла, – немедленно покиньте мою квартиру!».
Протасов встал с дивана: «Не-е-е-т, если я поставил себе цель, я её добьюсь!» – медленно с широко раскрытыми руками, пошёл на Валерию Сергеевну.
Внезапное чувство страха охватила её, Валерия Сергеевна стала пятиться назад. Рука машинально перебирала предметы с рядом стоящего комода, чтобы защититься. Протасов ускорил шаг, оставались доли секунду схватить Валерию Сергеевну, но она быстро схватила статуэтку, ударила ею в голову Протасова, незамедлительно побежала в выходной двери…
Протасов закипел от боли и ярости, по виску текла кровь… Он бросился вслед за Валерией Сергеевной. В этот момент она в страхе, с трясущимися руками, пыталась открыть дверь… Протасов злобно закричал: «Ку-у-да?» – ловким движением руки вытащил из кобуры револьвер, направил в сторону шокированной Валерии Сергеевны…
Последний поворот ключа… Раздался выстрел… Руки Валерии Сергеевны перестали слушаться… Она медленно оседала на пол… А слёзы стекали по её щекам…
Протасов, выдохнув, пошатываясь, открыл дверь и вышел на улицу. Начался сильный дождь, капли которого, смешиваясь с кровью открытой раны Протасова стекали по лицу вниз… Добравшись до машины, судорожно завёл автомобиль, резко повернул руль и поехал в глубокую тьму Петрограда…
В Петроградской крепости, покой спящего Голицына нарушила острая боль в сердце. Он резко сел, тяжело дыша, хотелось пить… Оболенский услышал глухой шум, подскочил, усевшись на кровати: «Александр Яковлевич, Вам плохо? – Оболенский быстро встал, налил в кружку воды из-под крана, принёс Голицыну, – вот, возьмите». Голицын сделал два глотка, ему стало легче. Оболенский спросил: «Кошмары мучают?». «Да нет, сам не пойму, что со мной: будто сердце моё замерло на какое-то мгновение от неясной тревоги».
«Мы не свободны, по всему это нас угнетает, – сказал Оболенский, – когда в комиссии служащий банка, напуганный обстоятельствами национализации, передал мне расписку от имени Протасова на изъятие денег и номера счётов, нам нужно было быть более осмотрительными в решении этого дела, продумать свои действия, тогда, возможно, мы не попали бы в эту ситуацию и не ожидали
